“Перцы”, как вас полюбить?

Ну, вот что теперь делать???

Я не продвинутая. К нам ведь Red Hot Chili Peppers наведаются погостить в июле. И я от собственной жадности заставила мужа купить нам билеты. И он, по доброте душевной, купил. А я их не люблю перцев этих. Ну как не люблю, равнодушна. В одно ухо влетает, из другого вылетает, сердца не зацепив. Совершенно спокойно отношусь к ним. Знаю пару песен. На этом мои познания многоуважаемой легендарной группы заканчиваются.

Егор говорит, что будет нереально энергетический концерт, я проникнусь, стану фанаткой и буду ездить за ними по всему миру, ночевать под их окнами и драться с такими же бешеными дурами. Сам Егор, записал диск с перцовой музыкой и прилежно слушает теперь, чтоб узнавать песни на концерте и подпевать. А я ленюсь слушать.

Мне в их главном, даже не знаю, как его зовут, только татуировки нравятся. И узнаю его только в том случае, если ткнут в него пальцем и скажут: “Это из Red Hot Chili Peppers чувак”.

Моя закадычная подружка Надя живёт в старой доброй Англии, и на концерте “горячих” уже была. Билет фотографировала, в инет выкладывала – нам хвасталась. Сказала, что обалденно было. Сильно очень. Так ей везде офигительно – она ж конченный меломан.

Наде вообще верить нельзя. Вот однажды поссорились мы с подружкой Аней. Прям навсегда. Так и говорю ей: “Прощай навеки вечные!” Аня тоже не против. Уж послала, так послала. Сидим надутые, постепенно становимся врагами. Звонит мобильный, а в нём щебечет радостная, ничего не подозревающая о вселенской катастрофе, Надюшка

– Тата!!! Приезжает Ленни Кравиц!!!!!!!!!!!!!! ААААААААА!!! Он такой классный!!!!! Тебе билет брать?

– Да, – со злости ляпнула я, не подумав. Если бы меня в тот момент на концерт “На-на” позвали, я бегом помчалась, только бы подальше от Аньки!

Хрен с этим Кравицем. На месте разберёмся, кто такой, чего поёт.

Через секунду пищит Анин мобильный. Надя теперь её соблазняет. Ну Аня ведь не допустит, чтоб мы без неё наслаждались искусством, а она останется за бортом. Слышу:

– Конечно, Надюшка, пойду. Спасибо!

Пипец.

В общем, пошли мы. Одухотворённая Надя и две пасмурные девки по бокам.

Для людей это реально было событие. Мы встретили знакомых, возбуждённых от предвкушения встречи с мировой звездой. В толпе мелькали украинские музыканты, артисты – наверное, тоже поклонники таланта кудрявого Кравица. Мы с Аней переглядывались, пожимая плечами, не разделяя этой любви.

Выстояв огромную очередь, мы наконец вошли в Дворец спорта. Голосистый Ленни запел. Все счастливы, подпевают, руками машут, ногами танцуют. Мда.. Мы с Анькой чужие на этом празднике жизни.

Тогда решили – может, по пивку? А вдруг чакры раскроются, и мы словим кайф от этой музыки. Вышли из нафаршированного меломанами зала, стали себе за столик и попивая вкусно-алкогольное продолжили выяснять отношения. “Ты во всём виновата. Ты первая начала. Дура. Сама такая. Первое слово дороже второго. Первое слово съела корова, второе слово сказал человек..” Поняли, что сейчас поубиваем друг друга на фиг.

Взяли себя в руки и ещё пивасика. Разговор начал обретать былую гармонию и нежность. Видимо, чакры становились на место. Посмотрела я на Аньку – не такая уж она и редиска. Короче, мордобой отменяется. После третьего бокала, мы признались друг другу в большой и чистой любви, провозглашая тост за мир во всём мире. Тут и концерт, слава тебе, господи, закончился. Ленни напелся. Мы с Анькой напились. Всем хорошо.

Из Дворца спорта в вечерний Киев вышли тысячи радостных людей, сполна насладившихся творчеством любимого певца. Но мы с Аней сияли ярче всех, потому что обрели друг друга.

Вот так плодотворно я посещаю культурные мероприятия. Так что, у меня нет иллюзии на счёт неожиданной вспышки любви к “красным чиллийским”.  Но, как хроническая оптимистка, на концерт пойду. Хоть на татуировки живьём посмотрю. Может, ещё с кем-нибудь помирюсь.

S.O.S.

Однажды пришли мы всей оравой на детскую площадку. Запустила я своих метеоров и чинно села на скамеечку. В животике тихонько создавалась Мила. Маша покоряла очередную вершину, Ян кружился до изнеможения на карусели. Мелочь пузатая ковырялась в песочнице. Школьники, с языками через плечо, носились друг за другом, сметая и затаптывая всё живое на своём пути. Мамы, бабушки с тётушками неодобрительно качали головами и, сквозь зубы, делали им замечания, успевая на скаку вытаскивать из под разгулявшейся молодёжи своих ребятёнков.

По дорожкам парка неспешно гуляли пенсионеры,  папы учили кататься на велосипедах радостно-перепуганных детей. Большие отцы галопом бежали рядом с маленькими велосипедами, лихо преодолевая всевозможные препятствия в виде скамеек, ёлочек и болтающих о том, о сём пенсионеров.

Недалеко от площадки стояла женщина с коляской и разговаривала по мобильному. Маша каталась на своей любимой качели, взлетая к самому небу.

Кто-то жалобно мяукал. Сначала я не понимала, откуда этот звук, но потом увидела на самом верху лестницы девочку, лет пяти-шести. Я подумала, что она так играет с друзьями, и продолжила наблюдать за Яном, приросшим к карусели, пока меня не затошнило от его бесконечного кружения.

А девочка продолжала тоскливо мяукать и забиралась всё выше. Мне это переставало нравиться. Неужели родители разрешают ей залезать так высоко?

Я снова отвлеклась на Яна, добросовестно готовящего себя в космонавты. Помахала рукой Маше. Какая-то строгая женщина попросила мяукающую девочку слезть, объяснила, что опасно сидеть так высоко. Девочка послушала нотации и продолжала монотонно мяукать. Меня это начинало раздражать.

Девочка полезла на самый верх, забралась на трубу сверху и, ни за что не держась, села на корточки.

Пронзительное “мяу” упорно заглушало смех и весёлые крики детей. Вдруг девочка упала вниз. Несколько взрослых подбежали к ней. Она плакала и держалась за живот. Женщина с коляской перестала говорить по телефону, и подбежала к ребёнку. Оказалось, это  мама девочки.

Они быстро ушли с площадки. Я смотрела им вслед – испуганная женщина катила коляску, а рядом шла согнутая от боли, девочка.

Мне стало стыдно. За своё равнодушие, за безучастие, за то, что не подошла, не помогла спуститься. Капелька тепла ребёнку, плачущему от боли и одиночества, как беззащитный котёнок, забравшийся на дерево. Я не почувствовала, как невыносимо этой девочке, как ей смертельно плохо. Не поняла, что это была мольба о помощи. Крик на весь мир “Обратите на меня внимание, хоть кто-нибудь, пожалуйста! Я есть! И мне больно”.

Как много таких мальчиков и девочек сидят сейчас на площадках посреди всей этой жизни. Им, может, пять лет, а может, тридцать пять или шестьдесят – не это важно. А важно то, что они плачут, как котята, воют, как волки, а мимо пробегаем, занятые собой, мы. Нас немножко огорчает плач этих, на деревьях и лестницах, но дела, дела.. Столько всего надо успеть. А вы там, потише мяукайте. И так тошно. Мы устали. Мы выбираем видеть хорошее. Не портите красивую картинку. Сегодня нам жаль тратить на вас своё сердце.

Мне стыдно за себя.