о моём тёмном прошлом

Настроение мемуарное. Вспомнила, своё первое ДТП.

Одна-одинёшенька водить машину я начала, спустя шесть лет после того, как получила права. Без практики я абсолютно всё забыла,  шарахалась от каждого пешехода, гаишника и собачки, перебегающей дорогу. Сесть за руль, всё равно, что сесть на электрический стул. Правда, на электрическом стуле хоть и больнее, зато быстрее отмучиваешься и дальше по распределению – кто в ад, кто в рай, кто реинкарнирует туда-сюда-обратно. А за рулём, извините, ад продолжается ооочеень дооолгооо..

Но выбора у меня не было. Ребёнка я отдала в сад во всех отношениях замечательный, кроме одного – туда можно было добраться только на авто. Двадцать пять кошмарных минут утром. Ещё больше ужасных минут вечером, сквозь тянучки и пробки. Мне не хотелось жить. Но ребёнка в сад хотелось, поэтому первого сентября я выехала по самому жуткому маршруту на свете. А сзади сидели ничего не подозревающие четырёхлетняя Маша и двухлетний Ян, уверенные, что мама может всё, что угодно. Только папой не может быть. И водителем.

Выдрессированная шесть лет назад инструктором, натасканная, в течение месяца, мужем, обливаясь холодным потом, молясь всем богам, я выползла в мир автолюбителей и их четырёхколёсных питомцев. Не буду рассказывать, сколько от меня оторвалось нервных клеток по дороге. Главное – я добралась! Я смогла. И даже вернулась обратно. И не потерялась. И не заглохла. И как бы припарковалась (назовём это так).

В общем, на третий день моего вождения, угнетённая от осознания, что теперь всю жизнь вот так мучиться, я с сыночком поехала забирать Марию из сада. И приспичило мне наведаться перед этим к знакомой, полакомиться кофе. А перед её домом есть перекрёсток, катастрофически неприятный моему сердцу.

Короче, в поворот я не вписалась. У меня, вообще, с ощущением пространства – так себе. А тут ещё со всех сторон бибикают, флюидами зла меня облучают. А я ведь не помню, как этой пятой задней передачей пользоваться. И как выйти из неприличной позы посреди перекрёстка не представляю. Можно, конечно, выскочить из машины и поджав хвост, убежать под всеобщее улюлюканье, но ведь там же ребёнок. Как его бросить? Ну и пусть у меня ещё Маша есть, всё равно того жалко оставлять. А с Яном далеко не убегу – меня догонят и покроют позором.

И тогда я приняла решение ехать вперёд. Всё равно назад не умею, где право-лево не помню. Словно в замедленной съёмке, я аккуратно и плавно въехала в бампер синего, как небо над моей головой, “форда”, который стоял возле автобусной остановки и никого не трогал.

Пока ко мне коршунами слетались таксисты, которым наконец-то показали приключение со мной в главной роли, я в прострации наблюдала, как, по филейной части форда идёт неэстетичная трещина. Фи.

В окно ко мне заглянула голова хозяина треснутой машины. Я сказала голове “извините, пожалуйста. больше так не буду.” и густо покраснела.

“Чего уж там”, – вздохнула голова, и тут громко заплакал Ян.Голова испугалась и начала утешать меня, не показывающую своей внутренней истерики, и Яна, очень даже показывающего истерику наружную.

У меня в мозгу шли субтитры “я буду говорить только в присутствии моего адвоката”, “вы имеете право на один звонок и последнюю сигарету”, “руки вверх”..

В общем, откупилась я тысячью гривень. ГАИ, свидетелей, инквизицию, страховую, не вызывали. Отпечатки пальцев не снимали. В профиль, анфас не фотографировали. В розыск не объявляли.

С водителем “форда” небесного, как мои глаза, цвета, мы расстались чуть ли не целуясь-обнимаясь. “Вы уж меня простите”. “Да, ради бога. Приезжайте ещё.”

Так как пятиться назад машиной я не умела, этот благородный человек, сел за руль моего авто, и залихватски вывернул наше средство передвижения в направлении садика. Я ещё раз поблагодарила спасителя и умчалась восвояси, дико жалея об отданной тысяче. Зато без судимости, пыток и сжигания на костре.

С тех пор всякое бывало в моей водительской практике, но о своём преступном прошлом больше ничего не расскажу, а то вдруг здесь жучки-прослушки, или шпионы следят за мной через дырки в газете.

Люди, будьте бдительны – если в вас въедет приветливая голубоглазая красавица, и будет изо всех сил стараться вас подкупить.. значит, это я.

 

как Маша уроки делает

Это целый процесс. Даже ритуал. Чем-то похоже на жертвоприношение меня. Всё начинается с того, что я корректно напоминаю Маше.. Пардон, всё начинается с того, что есть у меня дочка Маша. Восьми лет от роду. Ходит эта девочка в школу, где ей частенько задают домашнее задание. Как будто юной девице больше заняться нечем. Но от уроков всё равно никуда не деться, поэтому я ласково говорю, так мол и так, дочь моя любимая, вперёд и с песней.

Любимая дочь, конечно, ещё и послушная.. иногда. Эта послушность почему-то никогда не совпадает с деланьем уроков. Поэтому мой призыв остаётся совершенно незамеченным, ведь Маша в этот момент играет с Милой, ссорится с Яном, читает Поттера, изучает содержимое левой ноздри, дерётся с Яном, делает причёски Миле, примеряет мои украшения, прыгает на диване, в полёте сбивая и обезвреживая Яна, вторгается в недра правой ноздри, рассматривает в стотысячный раз наклейки, учит плохому Милу.. То есть дел по горло. И тут ещё я со своими уроками.

После девятнадцатого напоминания (громкого, иногда непедагогичного) Маша идёт искать рюкзак. По дороге она забывает за чем, собственно, шла, и дозаканчивает прыганье на диванном батуте (как-то по пути было). Когда рюкзак найден и принесён к столу, в мозг бьёт беспощадная нехитрая ассоциация – стол тире еда.  Ест Маша долго, с разговорами, умными мыслями, смакуя. Когда наконец всё съедено, дожёвано и переварено, я становлюсь на колени и нецензурно умоляю приступить к урокам.

А ЧАЙ???

Чай Маша пьёт долго, с конфетами, разливая по столу, в экстазе общения на разные волнительные темы. Когда всё обговорено, проанализировано, аргументированно и доказано, я предлагаю, может, всё таки уроки, а? И мысленно достаю плеть. И бью ей по полу.

Можно и уроки, но сначала в туалет. Туалет – это важно. Тут ведь и не поспоришь. Плеть мысленно вешается на стену, а рядом мысленно вешаюсь я.

После туалета Маша идёт играть с Милой и Яном. А ну да! Домашка ведь! Вылетело совсем.

Тогда Мария твёрдо принимает решение приступить к математике и.. начинает искать ручку. В рюкзаке нет, на столе нет, в холодильнике, на потолке – нигде нет ручки. Дело в том, что Маша обычно оставляет её в школе. В неделю минус 2-3 ручки – норма. Если школа соберёт и продаст все оставленные там Машей ручки, думаю, сможет позволить себе большой фонтан перед входом. Или маленькую пони. Маша любит лошадок.

Что-то я отвлеклась, а ведь домашнее задание всё ещё кровожадно смотрит мне в спину .

После неудачных поисков, ручка оптимистично выпрашивается у Яна. Хо-хо! Они же родственники. Если школа соберёт и продаст все оставленные Яном карандаши, пеналы и куртки, то, чтобы пони не скучал, ему купят стадо павлинов, и все они будут пить из фонтана у входа в вестибюль.

Вы видите, как плавно я схожу с ума?

А ручки по-прежнему нет. Я бы с радостью отдала последнее, но последнее пишущее ручкообразное отдано позавчера.

Вот Егор – глава семейства, никогда не сдаётся. Он твёрд и непоколебим. Он ни за что не отдаст свою ручку, потому что знает, её постигнет та же участь пропавших без вести сотни предыдущих паркеров. Поэтому он глотает её и сбегает в Мексику на ПМЖ.

Остаётся обратиться к запасливой Милке. В её закромах этого добра хватит на целый класс бескарандашных детей. Только где эти закрома?

Адреналин в крови зашкаливает. Ловлю себя на том, что исподлобья поглядываю на часы – прикидываю, успею ли сегодня сдать Машу в детский дом, или приём  уже окончен, и придётся ждать завтрашнего утра. Может, лучше харакири? Но такое могут сделать только очень сильные воины. А я уже слабая. Надо было в самом начале харакирить, до того, как есть попросила – тогда ещё во мне теплился боевой дух. Сейчас поздно.

Успокаивая себя афоризмом “Всё пройдёт, пройдёт и это”, провожу обыск всего помещения. Ручка найдена!!! Мы победили!! Но.. снова в дневнике не записано, что задано. Записано на бумажечке. Бумажка обслюнявлена и съедена Милкой.

Маша идёт звонить одноклассникам, я попиваю коктейль из корвалола и барбовала, закусываю валерьянкой. Таблетки жёлтые, солнечные. Жизнь налаживается. Руки почти не трясутся и не тянутся к горлу.

Маша садится за стол, перед этим догнав, уползающую с ручкой, Милу. Открывает тетрадь. Путает число, месяц, планету. Пишет зеркальным почерком, задом наперёд, но главное – пишет! Лёд тронулся!!!!Виден свет в конце туннеля. Подумаешь, волос у матери был чернее смоли, стал седым. Зато покончено с математикой, английским, украинским. Конечно, ночных кошмаров не избежать – от психики ведь остались рожки да ножки, но я подумаю об этом завтра. А сейчас – следующий.

– Ян, садись делать уроки.

Дубль второй.. поехали!

 

P.S. Пока создавалась эта заметка, подружки подарили Маше две ручки. Мироздание услышало мои молитвы и сжалилось. Но Мила уже ходит с одной, что-то замышляет..

 

компромат

Пока детвора в школе, а верховный малышок спит, можно и поябедничать. Например, на Милу. Вот куда она дела ключи от ящиков стола? Вот что нам теперь делать, ведь у нас там куча жизненно необходимых вещей спрятаны, кстати, спрятаны именно от Милы. Она это дело просекла, сказала несметным богатствам в столе” так не доставайтесь же вы никому”, и съела ключи. Наверное.

Нет, ну а где? Вчера были проведены серьёзные поиски по кодовым названием “генеральная уборка”. Прочёсан весь штаб + кухня. Даже окна помыты, а связка ключей, как сквозь землю.

Я уже не говорю про часть от ингалятора, которую мы покупаем  третий раз за полгода, потому что у нас есть Мила. И мы её любим. А она любит эту часть от ингалятора.

Конечно, почти все её нычки я уже изучила. Эту, сосредоточенную на очередном преступлении, шестизубую девочку часто можно застать за впихиванием невпихуемого под ковёр или в щёлочку. Но где-то есть тайник, который нам пока неведом. Возможно, в детской в стене вмурован сейф. Или подполье под спальней. Мила – она такая.

А ещё она художник-сюрреалист. Особенно хорошо у неё получается роспись по мебели и в дневниках Маши и Яна. Мне всегда был близок Дали – наверное передалось генетически.

И конечно, как любая женщина, Мила неизвестно чего хочет. Вот, например, каша. Все наши предыдущие дети кашу любят. Некоторые особи – просто обожают. А эта дамочка попалась капризная. Харчами перебирает.

Спрашиваю:

– Кашку будешь?

– Да! – с энтузиазмом отвечает Мила.

– Точно? – не веря своему счастью, ликую я.

– Да!!! Каку дать!

– Честно??? – подозревая, уточняю я.

– Дай! Ам! Ам!

Пританцовывая, припевая и насвистывая, мешаю овсянку с яблоком, курагой и прочими марципанами. Приступаем к трапезе. У Милы сразу находятся дела поважнее – книгу почитать в клочья, или стащить из рюкзака Машин пенал. Бегаю за ней с ложкой, перепрыгивая через Машу и рюкзак, а всё безрезультатно. Потому как все дети сейчас сплошные индиго – юркие, умные и, вообще, каша – ацтой.

А ещё Мила – большая тусовщица. Любит вечеринки, танцы ча-ча-ча и не против посетить с дружественным визитом торгово-развлекательные центры. При виде ярких витрин, она начинает верещать, восторженно лезть в фонтаны и бросаться на детей с шариками. Дети, безропотно отдают шарики и своих мам, и убегают прочь от громкого монстрика с хвостиками. Поэтому мы всегда возвращаемся домой с добычей – шарики оставляем, мам возвращаем владельцам. Нам чужие мамы не нужны. Нам и своей хватает. Даже поделиться можем. Кому мать – в меру ругательную, местами добрую?

Ладно, харош ябедничать на родного почти проснувшегося ребёнка. Улыбается, освещает собой всё вокруг. Пойду поинтересуюсь – может, кашки? А вдруг? Попытка – не пытка.

 

вислово форэва

Неожиданно заканчиваются каникулы. Без детей совсем распустилась. Ну, как без детей, в смысле без старших. А свежерожденный ребёнок, конечно, всегда рядом.

Ну так вот, каникулы – это да.. Читаю, смотрю, пью кофе, ем только сдобное и сладкое. Только пельмени с варениками. Накупила фиолетовых браслетов. Всем. Как маньячка, бегала по лавочкам с украшениями – выискивала. Теперь вот учусь не жаловаться, не бурчать. Браслет мне в помощь.

  Готовимся к нашествию ребят с дачи. Допиваем последнее вино, доедаем вкусности, убираем следы преступлений. Выгребаем из под кроватей и диванов всякую всячину. Столько интересного там, оказывается, погребено. Прям золотая жила какая-то.  Всю неделю спать ложились после трёх, вставали после одиннадцати. Но, как ни грустно это осознавать, каждому безобразию приходит конец – завтра в школу, пора становиться приличными, воспитанными родителями. Хотя.. дети примут нас в любом случае – им деваться некуда. Карма – дело серьёзное.