День: 16.05.2012

Такое было, такое было!

Поехали мы с Милой отца родного с работы забирать. Остановились в метрах ста от здания, потому что не умею парковаться. Это я ещё близко подъехала. Обычно, минут пять иду к пункту назначения. Просто, боюсь не вписаться в поворот, задеть рядом стоящие машины, выезжать задом, въезжать передом, в общем, во мне много всяких автомобильных фобий.

Ну, так вот, стоим, значит, ждём. А ещё детей надо с тренировки успеть забрать. Егор мне говорит по мобиле: “Вы подождите чуть-чуть. Мне в течение пяти минут кое-что подвезут. Правда, оно неудобное. Сейчас подумаю, как донести.”

Я устроила допрос, что это он такое неудобное в дом тащит. Но Егор не раскололся. Вот вечно он так. Интригу напускает.. Терпеть этого не могу.

Прошло десять минут. Мила обсосала, обглодала все ремни авто-кресла. Я ей подсунула зарядку от телефона – ребёнок любит распутывать клубки из проводов, подключать их к своему животику или ножке. А мужа всё нет. К детям катастрофически опаздываем. Ещё и час пик начинается. На дорогах попахивает тянучками, чуть ли не пробками.

Мобильная зарядка надоела. Теперь играем с окном. Открываем, закрываем. Воздух-душно. Мила изучила все чеки, валяющиеся в бардачке, некоторые попробовала, понадкусювала. Добралась до ключей от дома. Запихнула их в щель между сидением и дверью. И с чувством выполненного долга начала ныть. На тренировку мы опоздали, Мила хнычет, муж трубу не берёт. Я нервно-злая, на-людей-кидательная.

Наконец, к машине подползает Егор. “Неудобное” в моём понимании – это нечто огромное, ветвистое, тяжёлое и ненужное. Например, оленьи рога. Фантазия рисовала мне, как минимум такое. А Егор припёр какие-то пачки, похожие на те, в которых продаются листы бумаги.  Я разочарованно смотрела на мужа, складывающего  непонятную хрень в багажник.

Потом Егор начал там копаться. Что-то рассматривать, прячась в багажнике этом. Я возмутилась, мы за детьми опаздываем, Мила нервничает, а он, блин, мою книгу рассматривает!!!

Мою книгу? МОЮ КНИГУ.

Я забыла обо всех детях вместе взятых. Мила сразу успокоилась, или я перестала её слышать. Склонилась над багажником, полным моих шедевров. И слов больше не было. Была только сбывшаяся мечта. Много мечты.

Мы спохватились, цапнули по мечте в руки и помчались  к детям. Как доехали, не знаю, ведь мы читали по дороге, рассматривали, радовались, показывали Миле эту красоту на целых 227 страниц.

Книга только что из типографии. Свежак! Егор сам придумал дизайн, сидел исправлял мои орфографические ошибки, придумал, что будет на обложке. А я себе жила, ела любимые яйца и творожную запеканку, пила кофе, спала, и ни капельки не догадывалась, что вот сейчас Вселенная осуществляет моё давнее желание!Интуиция даже не пикнула.

Каратистов малолетних забрать успели. Похвастались моей книгой. Дети визжали от восторга. Переспрашивали сто раз, точно ли это я написала. Маша упорно называла мои повести и рассказы сказками. Выясняла, правда ли такое было, о чём написано или я выдумала.

Мы сидели в машине, каждый с книгой, и налюбоваться не могли на сборник моих шедевров. А всё должно было быть иначе.

Егор планировал, пока я буду чем-то занята, раздать детям по книге, сесть всем и читать. Захожу такая я. Спрашиваю удивлённо:

– А что вы читаете?

– И ты хочешь? – как ни в чём не бывало, сказал бы Егор, и протянул бы мне ещё один экземпляр.

Я бы упала в обморок от счастья и приятного шока, а все водили бы вокруг меня хороводы и танцевали.

Вот как задумывалось. Но, как получилось, мне тоже понравилось.

И мы, воодушевлённые, поехали выбирать Маше велосипед на День рождения. Объехали насколько магазинов. Определились.

Заказали пиццу. Подъехали её забирать, и там же начали есть, прямо на улице – голодные были нереально. Мила бегала за мячиком. Дети с книгами подмышкой и пиццей в зубах гонялись за Милой.

Слизывая тягучий сыр с хрустящего коржа, решили погадать на моей книге. Называешь любую страницу и говоришь, какая строка по счёту сверху или снизу. Мне выпало “Женщина-воин”. Я была потрясена.

Дома села подписывать СВОИ книги тем, кто поддерживал мои писательские замашки ещё со школы-института. Их любовь и вера в мои силы – бесценны. Я всегда буду им благодарна за трепетное отношение к моему творчеству.

Лет через двадцать они конкретно разбогатеют, продавая книги с моими автографами из этого самого первого тиража, купят себе особняки. А если подождут лет тридцать, то обзаведутся личными островами.

Я везде фотографирую свою милую книжечку. На заборе, на фоне кирпичной стены или неба, возле одуванчика, в цветущих ветках черешни. Она такая фотогеничная. Симпатюлечка. Теперь везде ищу, где бы её сфотографировать. Вижу молодую травку – ставлю галочку. В тюльпанах – тоже будет красиво. Придумываю всякие позы для книги, и как ещё можно сделать фотосессию.

Я с детства хотела быть писателем. Мне казалось, для этого нужны читатели и изданная книга. Читатели были всегда. Вот и книга сотворилась. Теперь я настоящий писатель!

От всей души желаю каждому держать свою мечту в руках, трогать её, прижимать к сердцу. Это очень приятно.

Люблю спонтанность. Вот, едем, например, в машине, а по радио сообщают радостную весть: ” В Киев приезжает поэт Вера Полозкова с дебютным альбомом “Знак Равенства”. Мы сразу заказываем билеты и ждём вторника. Ни до, ни после этого, рекламы о приезде Веры в Киев, мы не слышали, не видели, не встречали.

Полозкову я люблю давно и очень. Это удивительная одарённая девушка, которая читает свои стихи так же талантливо, как и пишет их. Я всегда мечтала, чтобы поэты устраивали концерты, а поклонники могли слушать своих гениев, любоваться ими, дарить цветы. Чтоб глаза в глаза. И стихи. Сильные, честные, о самом главном.

И вот, мечта сбылась – Вера едет к нам. Как не поддержать? Как не поучаствовать? Но не всё так просто.

У нас ведь есть Мила. Мила – это девочка. Всем девочкам девочка. Хорошая, почти послушная, симпатичная, но без-мамы-никуда-не-идущая. Мила – мой хвостик. С самого рождения она живёт у меня на руках. Что бы я не делала, где бы ни была – Мила всегда на мне. Когда детёныш научился ползать, то всем стало легче – мне физически – теперь я могу готовить, убирать и вообще функционировать всеми двумя руками. А Миле удобнее стало меня преследовать, засасывая по дороге первых встречных (игрушки, тапки, учебники, Машу, фломастеры и тому подобное).

Однажды решили мы с Егором выйти в свет. В Киев нагрянул Ефремов с программой “Гражданин-поэт”. Мы подумали, Миле уже год, девка взрослая, на часа два-три, сможет всё-таки остаться с бабушкой. Но не тут то было. Коклюш. Приступы каждые двадцать минут. Как тут оставить задыхающегося от кашля ребёнка.. Она спасалась, прижимаясь ко мне, отвлекаясь на собачку за окном, птиц у кормушки.. И речи не могло быть о спектакле.

Так что, Ефремов, прости, в другой раз.. Егор взял папу, и они культурно провели вечер в блестящем обществе поэта Быкова и искромётного Ефремова.

Поэтому вторника с Полозковой в главной роли, мы ждали с замиранием сердца. И этот день настал. Конечно, Мила подозревала меня, но к бабушке поехать согласилась. Та встречала нас во дворе, заманивая Милу игрушечным зайцем, танцуя ламбаду, соблазняя борщом и обещая светлое будущее. Маша и Ян на подтанцовке. Схватили недоверчивого ребёнка и повели на новую качеле-катательную и горко-съезжательную площадку. А я, тем временем, скрываясь за деревьями, проползая под скамейками, в маскировочном костюме цвета хаки, незамеченная, дерзко сбежала на концерт. По дороге воссоединились с Егором и бегом в Кристалл-Холл.

Опоздали на 15 минут, а там ещё всё закрыто. Пипец! У нас на счету каждая секунда.. Я молилась, мысленно посылала месседжи Вере, чтоб скорее уже начинала читать свои гениальности.. Но вместо восьми часов, кайф начался в девять. Я очковала конкретно. Фантазия рисовала страшные картины – выходит на сцену Вера, вся такая лучезарная, талантливая, и в этот момент звонит мобильный, а там испуганная бабушка, перекрикивающая истерику Милы, просит скорее приехать и спасти её от орущего ребёнка.

Но, когда вышла Вера, действительно, изумительная, с роскошными локонами, стильная, яркая, телефон молчал. Мы с Егором переглянулись и быстро начали слушать – кто знает, сколько ещё продлится наш выход в люди.

А Вера была хороша. Простая, улыбчивая, читала, доставая до самой души. Радовалась подаренным цветам. А за спиной у неё музыканты. Сначала они мне мешали воспринимать поэзию, отвлекали своей игрой. Хотелось стихов в тишине. Но вскоре я поменяла своё отношение. Музыку добавили, словно специи к изысканному блюду. Она подчеркнула, добавила красок в, и без того совершенные, строки..

Вера большая. Всем большая – сердцем, глазами, талантом.. Каждое слово – прожито, прочувствовано, испытано на себе, выжато из души. Очень легко общалась со слушателями, рассказывала интересности. Вот например, была она когда-то влюблена в парня. Он пришёл к ней, сел напротив и сказал:

– Я тебя тоже.

Возраст людей, которые пришли послушать Веру приблизительно от 20 до 40 лет. Сквозь толпу дефилировала экзальтированная сутулая женщина в чёрной шляпе с широкими полями – наверное очень гениальная поэтесса, подумалось мне. Вся такая маргинальная.

Было много любящих пар – это радовало и вдохновляло. Они держали друг друга за руки и светились от счастья. Кто-то не отрываясь смотрел на сцену. Кто-то слушал, опустив глаза в пол. Никто не ел и не бухал – Веру уважали – она душу перед нами вспарывала. Открыто говорила о своих слабостях, о боли.. Когда стихами – значит не врут.

Очень поддерживали Веру ребята-музыканты. Настоящая команда. Я радовалась и жалела одновременно, что сознательно оставила фотоаппарат в машине. Вера так невероятна, что её хочется фотографировать, фотографировать, фотографировать. Каждый жест, улыбку, блеск в глазах, образ.. Но тогда я невнимательно бы слушала стихи.. Мне ж если дать фотоаппарат, я обо всём на свете забываю.

Единственное, что раздражало, три рыжие девицы, которые устроили прыганье и пляски, когда Вера читала. Неуместно это было. Понятное дело, они хотели привлечь внимание. Сами не слушали и другим мешали. Потом они куда-то исчезли, слава богу. Но вскоре вернулись с плакатом: “ВЕРА, МЫ ХОТИМ ОТ ТЕБЯ РЕБЁНКА”. Вера призналась, что это подруги, которые всегда её позорят. Рыжухи получили свою дозу славы и ушли восвояси.

Егор предлагал мне выпить мохито или ещё какой-нибудь коктейль. Но хотелось слушать, впитывать Веру открытыми чакрами, чистым сознанием, не захламлённым допингом. Даже любимого кофе не хотелось.

Удовольствие длилось два часа. Мы выскочили из зала в ночь и ливень. Мчались к машине, беззонтиковые, под прохладными струями и радовались, что всё удалось. Мы теперь обнаглеем и будем постоянно сбегать из дому.

Мила встретила нас строго, мол где шлялись, товарищи-родители. Я уже весь борщ съела и компот выпила. Что за поведение? Ладно папа – что с него взять.. но ты же мать!!!

Домой приехали поздно. Загуляли конкретно. Утром начали будить детей в школу – Маша отбивалась из всех сил, Ян вообще не реагировал. Решили проснуться на второй урок. Тоже не получилось. В общем, свалив всю вину на безответственных детей, мы с Егором, с чистой совестью, продолжили спать. Так что, школу сегодня дружно прогуляли.

Мы очень благодарны Миле, что отпустила нас на концерт.

Вчера, когда чтение закончилось, и Вера с музыкантами ушли, мы просили их вернуться аплодисментами. И они выбежали. Вера сказала, что она не из тех, кого надо долго упрашивать и прочитала напоследок вот это..

Обратный отсчёт

а ты не знал, как наступает старость –
когда все стопки пахнут корвалолом,
когда совсем нельзя смеяться, чтобы
не спровоцировать тяжелый приступ кашля,
когда очки для близи и для дали,
одни затем, чтобы найти другие

а ты не думал, что вставная челюсть
еду лишает половины вкуса,
что пальцы опухают так, что кольца
в них кажутся вживлёнными навечно,
что засыпаешь посреди страницы,
боевика и даже разговора,
не помнишь слов “ремень” или “косынка”,
когда берёшься объяснить, что ищешь

мы молодые гордые придурки.
счастливые лентяи и бретёры.
до первого серьёзного похмелья
нам остается года по четыре,
до первого инсульта двадцать восемь,
до первой смерти пятьдесят три года;

поэтому когда мы видим некий
“сердечный сбор” у матери на полке
мы да, преисполняемся презренья
(ещё скажи – трястись из-за сберкнижки,
скупать сканворды
и молитвословы)

когда мы тоже не подохнем в тридцать –
на ста восьмидесяти вместе с мотоциклом
влетая в фуру, что уходит юзом, –
напомни мне тогда о корвалоле,
об овестине и ноотропиле,
очки для дали – в бардачке машины.
для близи – у тебя на голове.