Я обожаю петь. Правда, моё пение не совсем любят слушать, но до некоторого времени тактично скрывали этот факт потому, что я воспитала очень хороших детей и вежливого мужа.
А потом родилась Мила. Я отрывалась солировала на полную катушку – ведь мамам положено петь – такое вот замечательное оправдание!
И я пела. Колыбельные, попсу, рок, народные напевы, а Мила всё равно плакала горько и безутешно. Не беда! Я мать-альтруистка и могу петь сколько угодно, главное – отвлечь детёныша от боли в животике и прочих детских неприятностей.
Прорыдав всю ночь, Мила как почётный кубок, переходила в руки отца, который тоже певец. В его репертуаре такие композиции как:
Нас извлекут из-под обломков,
Поднимут на руки каркас,
И залпы башенных орудий
В последний путь проводят нас.
..и затихшая, обессиленная девочка проваливалась в тревожный сон.
А потом Мила подросла, научилась говорить и, не выбирая выражений, сказала всё, что думает по поводу моего завывания пения.
Как только я открываю рот и начинаю горланить, у ребёнка в глазах появляются слёзы, нижняя губа обидчиво дрожит от еле сдерживаемого плача и человечек умоляюще произносит:
– Не надо петь! Мне не навицая, как мама поёт! Не пей, позяюся!
Я искренне обещаю, что больше не буду травмировать доченьку, но иногда забываюсь и пою. С чувством. Эмоционально. Мила смотрит на меня с вселенским укором:
– Ты апать поёшь?!! – и слёзы бегут по щёчкам.
Так что, между пением и нервной системой ребёнка, я выбираю второе (ведь мы помним о том, что я хорошая мать, просто голос и слух у меня не ахти. Должна же я хоть в чём-то быть не идеальной). Я и так на заре жизни Милы нанесла ей психологическую травму – хватит подвергать доченьку страшным вокальным испытаниям.
А вот старшие дети любили мои колыбельные и не бились от них в истерике. Хотя.. Ян в младенчестве был глуховат – аденоиды закрывали ему слуховой проход (а может, оглох от моих серенад у него под ухом). А Маша вообще во всём плохом видит плюсы. Возможно, пройдя через пытку моим вокалом, в ней выработалась железная выдержка, отвага и философское принятие того, что мир не всегда совершенен (в те моменты, когда я в нём пою).
