Автор: Наталя Снігур

А ещё в Лондоне много бегунов и велосипедистов. При чём серьёзных таких, быстрых, выносливых, спортсменистых. И они моржи. Или последователи Порфирия Иванова. Сверху дождь, со всех сторон ветер, вокруг + 12. Я в трёх кофтах и куртке, а они в шортах на босу ногу и майках. Вот как?

Сначала мне нравилась такая бегательная движуха, а потом люди начали напоминать белок в колесе. Мчатся яростно, настойчиво. Словно не бегут, а убегают. От дома, от семьи, от себя. Что такое этот всеобщий бег? Но это лишь мои субъективные мыслилентяйки.

И велосипедистов стаи. Едет себе, например, парень на работу. В деловом костюме, с портфелем, мчится между автобусами и машинами. Так интересно!

Вот какие там даже случаются чуваки

Я не ценительница музеев. Бывают, конечно, суперские – например, Британский, главный историко-археологический музей империи. Мы с Машей с восторгом наслушались интересностей, насмотрелись на частички цивилизации моего ненаглядного Египта. Чудеснее любого фантастического фильма со спецэффектами. Будто нырнули в Древний Египет. Кожей чувствовали флюиды этого таинственного, невероятного народа. Было бы больше времени, ходила бы туда неделю подряд – столько там потрясающего..

Всех дворцов и прочих архитектурных красот города мне милее вот эта бронзовая скульптура

Называется “Лошадь в воде”. Метров десять высотой и весит шесть тонн. Мы часто проезжали мимо неё, и каждый раз я улетала, когда её видела.. Что-то в ней необъяснимо мощное и.. умиротворённое..

А ещё Маша научилась пускать огромные мыльные пузыри. Возле моста Миллениум, обаятельный парень принёс тазики с мыльной водой и приглашал всех желающих создать чудо. И Маша участвовала в этом радужном приключении. Собралась большая толпа. Отовсюду сбегались дети и мчались ловить эту недолговечную волшебную красоту, а взрослые сначала степенно стояли в сторонке (они же серьёзные люди), а потом сбрасывали маски больших, и улыбались, и радовались, и тоже бегали-прыгали за мыльными пузырями. Это был какой-то оазис счастья и детства.

Каждый вечер мы гуляли по набережной Темзы, ходили на свидания к Биг-Бену. По пути смотрели как сверкает тяжёлое Колесо Обозрения, как переливаются огнями, отражаются в воде мосты и здания. Когда колокол Биг-Бен начинал звонить, с Машей случался экстаз, она танцевала свой особенный танец, и в сотый раз пела:

Ти шляхом праведним,

святим

йшла до волі,

Україно.

Ти перед ворогом своїм

не ставала на коліна.

Люди вокруг кричали радостно: “Happy new year!”.

Однажды я увековечивала Машу на фоне Биг-Бена, и вдруг нашу идиллию прервал огромный дядька. Он слез с велика и попросился с нами сделать “чик-чик” (сфоткаться). “А вдруг это какой-нибудь местный Джек-Потрошитель?”, подумала я и включила дурочку – мол не понимаю, чего тебе надобно, старче. К нашему удивлению, великан чуть-чуть заговорил по-русски, и было бы совсем глупо делать вид, что мы его не понимаем. “Вот так все жертвы ведутся на маньяков – им стыдно выглядеть дикими, перепуганными” – обречённо подумала я и послушно сфотографировалась с мужиком.

Потом он попросил проходящую мимо женщину, сфотографировать нас вместе – меня, Машу и его.. Стал торжественно посередине, заставил держать его под руки.

“Что ты делаешь? – крутила у виска благоразумная я. – Ведь чувак неизвестный, какого хрена?”

“Нельзя быть такой забитой, – отвечала ей дружелюбная я. – Здесь люди открытые. Зачем обижать человека? Тебе что, трудно позировать? ”

“Трудно!” – бычилась осторожная я, и радостно улыбалась в объектив.

Вот такой внутренний конфликт бушевал во мне, пока я держала под ручкуманьяка чужестранца, а милейшая женщина любезно нас фотографировала. Потом мы с Машей моментально скрылись в неизвестном направлении. Бежали галопом и нервно ржали на весь Лондон от этого “чик-чик”.

Фотографирующая женщина удивлённо смотрела нам вслед – она ведь думала, что делает снимок семьи, а мы вдруг врассыпную..

то день точно такой же, как и когда тебе 34.

Такой же завтрак

такая же любимая кошка

так же приходится защищаться от вездесущих папарацци

маленькая дочь так же цокает в моих туфлях

и старшая тоже

Я всё так же убираю во дворе и позирую своему любимому фотографу

Мы по-прежнему любим друг друга

Я всё так же пишу

и читаю

и принимаю цветы в свою честь

В тридцати четырёх мне было уютно.

Тридцать пять тоже симпатичные.

Я пришла в гости на эту планету в июньский день.

Шаровой молнией ворвалась в мир, чтобы получше рассмотреть людей и маки, чтобы погладить кошку и с разбегу в море,

чтобы узнать вкус шоколада и слезы.

После очередного бегательного дня по Лондону, мы вернулись в отель и.. я почувствовала, что у меня повысилось давление.

С давлением у меня отношения древние и нервотрепательные. Первая скорая, сбивающая моё 220 на 160 случилась со мной в 21 год. Врачи всегда смотрят на меня, как на восьмое чудо света, аномалию и хором рассказывают, что в таком возрасте и с такой комплекцией эти скачкИ нереальны. Я бы и рада с ними согласиться, но тонометры зашкаливают и бьют тревогу.

Интересно, что во время беременностей и, когда меня изучали медицинские светила, давление всегда вело себя хорошо, поэтому диагноз гипертония не поставлен, хотя скорые бывали довольно частыми гостями в моём доме.

Давление обычно понижаю.. барбовалом. Вместо положенных 10-15 капель, хряпаю 20-30, и всё ОК. Такое вот самолечение. Но в Лондоне даже после семидесяти капель, давление рвалось ввысь.

Позвонила в страховую, пообещали утром приём в клинике. А мне бы дожить до этого утра. И в отеле, оказалось, врача нет. Тогда парень на ресепшене, мулат с длинными ресницами и добрыми глазами (даже в момент криза я не могла не любоваться его красотой), пришёл к нам в номер, позвонил в госпиталь, объяснил ситуацию. В трубке ему говорили, чтобы я брала такси и ехала в больницу. Он настаивал, чтобы за мной прислали скорую. И прекрасный принц победил.

Минут через пятнадцать приехали две девушки мед-работницы, одна из которых была и помощницей, и таскателем чемодана, и водителемсаркофага машины скорой помощи. Я спустилась вниз, села в автомобиль, где меня обклеили присосками, сделали кардиограмму, взяли кровь из пальца (даже не почувствовала!), измерили температуру, которая оказалась 38 (тю!) и сказали, что надо ехать в больницу, там приблизительно часа четыре провести – продолжить обследования, пройти осмотр врача и решить, что со мной делать дальше.

Мольбы об инъекции, которая понизит мне давление не помогли – они не имеют право делать укол.

Ехали по ночному Лондону, я проклинала педантичную английскую медицину, и с нежностью (!) вспоминала наших врачей, которые никогда не скупятся на давлениепонижательные средства.

Девушка-медицинский работник сказала:

– Я понимаю, вам страшно, что такая неприятность случилась. Тем более в чужой стране. Но волноваться не надо. Мы вам обязательно поможем, – и обратилась к испуганной Маше: – С твоей мамой всё будет хорошо!

Её добрые слова разрядили ситуацию и прибавили нам оптимизма. Я очень благодарна ей за теплоту и заботу.

Мама и дочка были моими переводчиками и поддержкой в госпитале, куда нас привезли. От машины до здания меня хотели доставить в кресле на колёсиках, но я гордо пошла пешком, – боялась проникнуться больничной атмосферой. Я девушка впечатлительная –  ещё впаду в кому и испорчу всем путешествие.

Посадили в коридоре. Мимо ходили шмыгающие носом люди со слезоточивыми глазами, проехали носилки с женщиной в полуобморочном состоянии, явно от температуры. Вывезли человека без сознания.

Я посмотрела на этот кошмар и почувствовала себя героиней сразу всех американских фильмов об эпидемиях, неизвестных болезнях, чуме и смертельном вирусе.

Давление моё сразу пообещало хорошо себя вести и попросилось домой. Я умоляла маму и Машу не трогать здесь ничего, не прикасаться руками к лицу.

Доктор сказал подождать несколько часов. Паника нарастала. Не хватало нам ещё подцепить какую-то жуткую болячку – ведь люди, которые обращаются в два часа ночи за помощью в госпиталь, наверняка чувствуют себя очень хреново. И эти люди сидели рядом, чихали, сморкались и пугали меня кашлем.

Ангел-хранитель не оставил нас – через 15 минут меня переодели в рубаху с завязками на спине, вручили баночку для анализов, снова сделали кардиограмму. Медсестра, которая меня изучала, разговорилась с мамой (с моей мамой невозможно не разговориться). Оказалось, она приехала в Лондон из Литвы и живёт здесь уже тридцать лет. Они мило болтали, пока я дико хотела домой. Потом медсестра беседовала с Машей, очень хвалила её английский. Мама напросилась на комплимент и о своём английском. Женщина успокоила её, что всё ОК. Мама была польщена.

Вскоре пришёл индусоподобный врач. Изучил мои показатели и предложил остаться ещё на пару часов – ему не нравилось моё сердце, а верхнее давление 145, в принцип, устраивало.

Я начала проситься домой, объяснять, что просто устала, натягалась рюкзаков, набегалась, напереживалась за день, перепила кофе в конце концов. Пусть мне просто дадут таблетку, и я поеду в отель. У нас через восемь часов поездка на студию, где снимали фильм о Гарри Поттере, а вечером мюзикл! Это последний день в Лондоне – сделайте так, чтобы моё давление дотерпело до дома.

Улыбчивый смуглый врач сказал, что меня здесь никто не держит, просто его беспокоит моё сердце, задал вопрос, что сейчас чувствую. Я призналась, что сердце сильно стучит и немеет. Спрашиваю, почему вы не сделаете мне укол? Он объяснил, что у них так не принято. Сначала обследование, потом лечение. Быстрые способы решения проблемы с давлением запрещены. Я сказала, что у нас в стране приезжают, колят и всё ОК. Он настаивал, что это халтура, и так со здоровьем нельзя. У них семейный врач наблюдает своих клиентов, и прописывает индивидуальное лечение. Только так.

А ещё они в интеренете смотрели, что такое барбовал. Очень удивлялись этому лекарству. Наверное, мы для них дикари с нашей медициной.

В общем , отпустил меня восвояси, но попросил вернуться, если вдруг станет хуже. Я встала с кровати и вдруг почувствовала, что сердце у меня ужасно немеет. Блин!!! Неужели придётся остаться здесь с инфарктом ещё на несколько часов?! Прикоснулась к груди и почувствовала под дурацкой больничной рубашкой присоски, которые у меня были по всему телу. Их прилепили, когда подключали к приборам. Ощущение онемения давали они. Я сорвала их нафиг, выбросила в урну. Врач засмеялся – возьмите это в качестве сувенира.

Ну уж нет!

Медсестра из Литвы вызвала нам такси, предупредила не давать водителю больше восемнадцати фунтов. На прощание мы обнялись – тепло от таких людей. Даже давление перед ними устоять не может – понижается.

Ехали и смеялись – видим рассвет в Лондоне, когда бы мы ещё такое застали. И в больнице побывали – жёсткие приключения, впечатлений миллион.

Таксист посмотрел на свой листочек с ценами и взял с нас пятнадцать фунтов, пожелал удачного дня. Его благословение сбылось – день был насыщенным, интересным, сказочным и волнительным.

В школе Ян сидит у окна. Так и к свободе ближе, и пейзаж лучше видно. А ещё там шторы. Прозрачные, воздушные, нежные на ощупь. Ну как их не потрогать?

Короче, учительница после окончания учебного года дала нам задание – постирать залапанные пацанёнком шторы. Они большие и целых три, а сверху ещё балдахины с рюшиками – тоже три штуки.

Наша бабушка мужественно их постирала. Сохли они парусами по всему дому. И вот, в воскресенье мы отправились их вешать.

Точнее, всё делал Егор. Вылез на стремянку, мучился с петлями, развивал мелкую моторику.

Я тоже попробовала, но мне сразу стало дурно – то-ли от высоты, то-ли от дурацких петель, то-ли от лени и я переключилась на фотосессию.

Мила с энтузиазмом “училась” – бегала по кабинету, калякала на доске, сидела на парте, рисовала на листочке.

Маша позировала,

Ян хотел домой и мечтал о еде.

Это оказалось заразным. Домой хотели все.

И все, кроме Егора и Маши, сбежали. Часа через два в отчий дом вернулись наши герои. Они всё-таки повесили шторы и даже выгладили их паровым утюгом.

Говорят, дети расплачиваются за грехи отцов. Не знаю.. пока что отец расплачивался за грехи сына.

Заглянули в музей Современного искусства Тейт Модерн . На входе нас встретили чучела ворон, пробитых стрелами насквозь. И прочая чушь. Мне откровенно не нравилось.

Маша посмотрела на все эти кукиши искусства странные экспонаты и сказала:

– Теперь я понимаю, почему вход сюда бесплатный.

В одном из залов мы увидели очередь из людей, которые хотели заглянуть в три длинных деревянных трубы. Рядом с трубами этими сидел дядька-смотритель, преисполненный важности. Он следил за порядком в очереди, чтобы не было столпотворения.

Счастливцы, которые заглядывали в эти штуки, уходили молча, с загадочными выражениями на лицах, словно познали смысл бытия. Они ничем не выдавали своих эмоций, словно участвовали во всеобщем заговоре. Мы томились в очереди, любопытство раздирало душу.

И вот наконец, я заглянула в одну трубу, вторую.. третью, а там..

А что там – не скажу. Ведь теперь я в секте заглянувших в таинственную Штуку. Сами отправляйтесь в Лондон, стойте в очереди, смотрите в три трубы и узнавайте секрет Мироздания.

Это чудо какое-то!

Вчера мы с Машей пошли на урок танца, и во дворе, где живёт наша тренер, увидели на асфальте вот эту надпись!

Надюша, весь мир поздравляет тебя с Днём Рождения! Конечно, это адресовано какой-то другой Наде, но она не только твоя тёзка, но и родилась 8 июня, как ты!

Удивительное совпадение, и чудесно, что я пришла в этот двор именно восьмого числа! Я радовалась и скакала вокруг асфальтной открытки, фоткала во всех ракурсах, и теперь торжественно вручаю её тебе виртуально, и с любовью.

Ездить в автобусе и знакомиться Лондоном было одним из наших любимых занятий. Мы с Машей сразу мчались наверх, а мама, как правило, оставалась внизу.

О ТОМ, КАК Я ПЛОХО СЕБЯ ВЕЛА

В автобусе не разрешается вставать во время движения, ходить по салону, разговаривать с водителем. Но у меня иногда получалось быть нарушительницей. То я включаю маме наушники, выбираю нужный язык аудио-гида (случайно нажимаю кнопку тревоги, она, проклятая, предательски верещит), то бегу на второй этаж, дабы убедиться, что с Машей всё ОК, потом вспоминаю, что срочно надо маме важное сказать – в общем, моталась туда-сюда.

Водитель не выдержал, подошёл ко мне, пожурил (англичане так не зло делают замечания). Я сложила руки в жесте намасте и прошептала раскаянно: “Sorry!”. Мужчина улыбнулся, сжалился, и сказал, что я так быстро бегаю по этажам, что меня надо снимать на камеру. Я сделала вид, что смутилась застеснялась и сидела смирно на своём месте.

Маша спустилась ко мне, и мы ехали спокойно, как приличные пассажиры. Вдруг я вспомнила, что забыла карту на втором этаже. Водитель строго поглядывал на меня в зеркало заднего вида. Так как я боялась дядьку этого, то решила подставить Машу, и любезно попросила её сбегать за картой. Дочка смело шмыгнула наверх, а я с ангельским видом изо всех сил хорошо себя вела.

Как только Маша вернулась с добычей, случилась наша остановка. Мы выскочили из автобуса с подхалимским “thank you very mach!”, и скрылись в неизвестном направлении.

ТРИ БОГАТЫРЯ НЕЗНАКОМЦА

Однажды запрыгнули мы с Машей в автобус, и взлетели наверх, на любимый второй этаж. А там никого, кроме трёх бритоголовых, накаченных чуваков. Загорелые, голубоглазые, в кожаных куртках, курят электронную сигарету. Брутальные. И громко говорят по-немецки.  Когда мы подсели к ним, они начали беседовать немножко тише, но через несколько минут снова разорались.

Я не смотрела на Лондон. Я терялась в догадках – кто они, эти трое? Актёры в порно-фильмах? Любовники? Тогда почему трое? Или они сверх-продвинутые неревнивые любовники? А может, банальные скинхеды?

Вылупилась исподтишка и ломала себе голову над их биографиями, пока голубые скинхеды порно-индустрии не вышли на своей остановке.

Я вздохнула с облегчением и продолжила рассматривать Лондон.

ЭСТАФЕТА УЛЫБОК

Пока мы ездили в автобусе, Маша не только слушала рассказы о Лондоне, но и махала миру из окна.

От её улыбки расцветали все – задумчивые взрослые, скучающие на остановках дети. Маша бросала луч света в толпу, в серый, пасмурный город, и люди десятками отвечали ей своими солнцами, которые моментально зажигались у них внутри. Словно в человеках включались лампочки, и освещали их лица.

Мы ехали дальше в огромном автобусе, а люди шли по своим делам в солнечном уже настроении и улыбались уже другим прохожим.

Было нам с Надей лет по пять. Наша няня купила в хозяйственном магазине изумительный тазик светло-салатового цвета, чтобы стирать в нём бельё.

Мы влюбились в него с первого взгляда и несли к няне домой бережно, как драгоценность. Это был не тазик, а чудо какое-то. Благодаря нашей детской фантазии, он превращался во что угодно – и в домик для игрушек, и в океан, и в широкое поле. Тазик вдохновлял нас на новые интересные игры и выдумки. Мы даже не хотели идти гулять – жизнь без тазика нам не мила. И домой уходить не хотелось. Родители приходили за нами вечером, но мы не могли оторваться от салатового красотуна. Он был нашим порталом в счастье.

Каждый день мы умоляли няню не стирать в нём. Ещё хоть разок поиграем. И ещё разочек.. и ещё..

А однажды мы увидели страшную картину. Наш оазис для игр стоял в ванной, а в нём кисло замоченное бельё. Шок. Безвыходность. Отчаяние.

Няня была неумолима – это её тазик, она и так достаточно разрешила ним поиграть.

Жизнь для нас утратила смысл. Детство стало неинтересным, пустым. Мы лишились чего-то очень важного, драгоценного.

К няне идти вообще не хотелось – что там делать без тазика?

Мама спросила о причине моей грусти. Я наябедничала на злую няню обо всём рассказала. И вдруг всемогущая мама улыбнулась и пообещала купить точно такой же тазик!!! Какие эти взрослые сильные – настоящие волшебники – всё могут! Могут даже сделать так, чтобы у тебя был тазик – свой, собственный!

Я не могла дождаться похода в магазин. Ныла, уговаривала, клянчила. Наконец мама бросила все дела, и мы отправились за вожделенным тазиком. Он ждал нас на прилавке. Небольшой, светло-салатовый, лучший тазик на свете! Я тащила его домой сама – это как нести на руках счастье. Как же мне хотелось обрадовать Надю, утешить её скорбь по потерянному раю.

И наступило утро. И я примчалась к няне. И я показала подружке тазик. Надя не верила своим глазам. Неужели мечты сбываются? Мы сели возле него в предвкушении нырнуть в нирвану, которую обычно он нам открывал, но.. вдохновение не приходило, фантазия не работала, и почему-то совсем не игралось, будто перед нами была подделка.

Няня заметила нашу растерянность и поменяла тазики, но и первый тоже нас не радовал. Словно волшебство сломалось. Мы разочарованно смотрели на тазик – чуда не свершилось. Обычная пластмассовая миска.

С тех пор няня стирала в своём тазике, а моя мама в своём.