почемушки-2

Почему делиться своей радостью с миром считается интимно-пафосным, а жаловаться, осуждать – нормой?

Почему ноют о неудачах вслух и громко, а счастливым надо сидеть тихонько и молчать в тряпочку?

Почему большинство родителей, не стесняясь, ругаются при детях, а целуются и ласкают друг друга украдкой или под покровом ночи?

Почему быть ранимым, чувствительным – признак слабости, а цинизм – стал синонимом силы?

Почему кричать от оргазма стыдно, а друг на друга – нормально?

Почему критикуют – как дышат, а благодарность выжимают из себя, а то и вовсе не говорят “спасибо”, проглатывают, потому что неловко..

Почему доброе слово считают лестью, а плохое – искренностью?

Почему громко смеяться неприлично, а ходишь с унылой рожей – значит нормальный, адекватный человек.

Почему жаловаться на жизнь – это хороший тон, а воспевать её – по меньшей мере странность?

 

 

 

почему

когда человек имеет лишний вес, то некультурно говорить о нём “толстый”, “тучный”, “жирный”. Все это видят, но эпитеты такие не употребляют, потому что невежливо, невоспитанно и вообще..

А вот если человек стройный, тонкий, да пусть даже костлявый и прозрачный, граждане с далеко не идеальными (не здоровыми, не спортивными) фигурами, с чистой совестью называют его худым, тощим, скелетом, кощеем..

И конечно, полные “не могут” похудеть – у них многожрательное и лениводиванное гормональное и болезнь, а “худые” – просто грешники, самодуры, сидящие на диетах и голодовках. А стройные ребята, кстати, тоже не всегда умеют поправиться (не дано им от природы), а бывает, и просто не хотят.

 

когда в сутках 25 часов

Может, у кого-то и каникулы, может и выходные, но не у Маши. Танцы, танцы и ещё раз танцы. Пока девушка постигает искусство таинственного востока, мы шляемся по заброшенным площадкам и неухоженным паркам, и усиленно шевелим мозгами, куда же рвануть после тренировки? Где же провести изумительный день, наполненный солнышком?

 

 

И меня осеняет – Оболонская Набережная! И Мы мчимся туда. И позируем, и любуемся рекой

 

И даже левитируем

 

 

Я глинтвейном согретая. Егор йогуртом опьянённый. Дети выбеганные, выгулянные, кексами накормленные, соками напоенные, воздухом очищенные, природой подпитанные

 

 

Пора и честь знать.

 

Возвращаемся домой под покровом ночи, но нас штырит. Егор решает сделать первую в своей жизни хэллоуинскую тыкву, которая уже пару недель ждёт в гараже своей участи своего звёздного часа.

 

Всё оказалось не так просто, как обещали в интернете, но Егор победил тыквообразное, и достал из него кишки (или мозги – мнения наблюдателей разделились)

 

Скульптор Егор трудился не покладая рук

 

 

Маша и Фейка наблюдали за этим вандализмом творчеством со стороны. Фейка даже дегустировала тыквенные потроха, а хозяйственный Ян собирал семена для урока труда в школе.

 

Такой вот зловещий красотун получился. Когда я прохожу мимо каминной (а он притаился именно там), то всё время пугаюсь и шарахаюсь, а потом сразу восхищаюсь и воспеваю главный символ Хэллоуина, а заодно и талант мужа.

 

Ну, и классика жанра – обязательный аксессуар страшилок – чёрная кошка

 

Какой же Хэллоуин без кошака во фраке, с белой манишкой?

А потом ещё столько интересного случается – ныряние и релакс в ванной, Егор угощает нас горячим шоколадом, дети преследуют кошек, кошки охотятся на детей – круговорот животных и ребят в семье.

Сестра прислала большую кучу подарков, мы продолжаем их исследовать, разбирать, пользоваться ими.

К двум часам ночи дети, яростно поделив котофеечей и нежно придавив их под боком, всё-таки засыпают, а мы садимся выбирать подарки друзьям – как же это приятно! И сами начинаем хотеть то, что собираемся вручить – кстати, для меня это главный показатель ценности подарка.

Жизнь, любимая, спасибо за этот день! За этот дар. Спасибо за целый “лишний” час в этом сегодня!

Я так спешу жить, что иногда сердце не успевает за мной. Моё радостное, хорошее сердце, держись крепче – набираем обороты, упиваемся скоростью! Полетели!

гениальное изобретение – кошка

В доме появилось два кофезаменителя. То есть кошки. Они чрезвычайно бодрят по утрам – ласково, но настойчиво делают изгнание меня из рая постели.

 

 

По дому бегают два слонопотама. То есть кошки, но гупают, как бегемотихи. Скачут кобылками по стенам и потолкам.

 

 

В доме дрынчат две трактористки. То есть кошки со встроенными внутрь тракторами или вживленными в них дрелями – ведь оглушительное мурчание должно иметь какое-то происхождение и объяснение.

 

 

 

 

В доме улыбаются два аккумулятора энергии и любви. То есть кошки. В любой ситуации, когда плохо, устало, обесточенно или грустно, нужно схватить пробегающую мимо котейку, и начать усиленно её гладить. Если свежепойманная кошка возмущена и оказывает сопротивление, надо загладить её до экстаза. Пять минут – и батарейки жизнеобеспечения подпитаны солнечной, точнее кошачьей энергией – человек снова в строю.

 

В доме орудуют два пылесоса. То есть кошки. Достают пыль из-под диванов, шкафов, люстр. Усы и ресницы в паутине, мордочка счастливая – что может быть интереснее, чем залезть туда, куда не ступала пушистая лапка.

 

 

Дом утепляют два душесогревателя. Они греют не только душу, но и ножки, ладони, ложатся под бочок или на грудь – а там и до души недалеко.

 

гордость за отца

Сидим за столом. Пьём чай со смородиновым джемом. Мила разрумянилась, растараторилась (она ведь у нас всегдашняя тамада), жуёт и радуется:

– Все вместе! Мы все вместе! – и добавляет: – Папа, я тобой гоъжусь!

Довольный Егор расплылся в улыбке:

– А почему ты мной гордишься?

– Ну ладно, могу не гоъдиться, – пожимает плечами Мила.

– Не, не! гордись мной! – пугается Егор и пробует объяснить свой вопрос, уточняет: – За что именно гордишься? За что ты меня любишь?

– …

–  Что тебе в папе нравится? – пытается помочь Маша.

Мила внимательно смотрит на отца:

– Ну.. живот.

 

случения

Из-за некачественных зёрен, точнее, из-за мусора среди них, вышла из строя любимая кофе-машина. Сломались жернова. И в доме не стало слышно бурного, громкого ворчания, к которому так привыкли, которого даже кошки наши не боятся.

Везли её в центр обслуживания, как животное к ветеринару (по ощущениям), с грустью и тревогой. Несколько дней (пока она лечилась) изменяли ей с другими аппаратами – пили кофе на стороне.

Сделали Ханне прививку. Эта девочка, эта умничка не плачет в машине. Лежит у Яна на коленях и смотрит на мир широко открытыми глазами. Послушный ребёнок. И у ветеринара вела себя не цараписто. Сидела за пазухой, изучала собак и кошек, которых привезли лечить. Теперь и паспорт у мини-пантеры есть. Маленькая гражданочка.

А ещё меня настиг гипертонический криз. Тю.

Я даже не поняла, что со мной. Горячо стало в носу, обжигающе, неприятно. Вышла на воздух, стараясь не поднимать панику. Потом поняла, что паника в этом случае всё-таки не помешает. Померила давление. 186..

Пока набирала скорую – уже 200. Пульс зашкаливает 136.

Вдруг звонит мама одноклассницы Маши. Мы их уже неделю приглашаем с нами на восточные танцы ходить – во-первых, это очень красиво и полезно, во-вторых, невероятно объединяет, сближает маму и дочь. Оксана задаёт вопросы, уточняет нюансы, я вовлекаю всей душой, забывая о кризе – всё равно врачей пока нет, а разговор отвлекает от жести, которая становится всё жестяковее.

Наконец приехали врачи. Обкололи меня во все приличные и неприличные места. В вену горячее. В попу больное. Таблетку за щёку и под язык. А давление, собака, не сдаётся 170 и всё тут. И пульс туда же. Прямо как в бурной молодости, как в лихие двадцать один-двадцать два.

Ладно, хватит триллеров о моём организме. Лучше продолжу пиарить кошек.

Котёнок настойчиво спит возле Милы. Прижимается к ней всем тельцем – и даже то, что Мила мучает Ханну по дням, и придавливает её во сне по ночам, Ханну не останавливает. Мила её ребёнок – и точка. Такая вот связь у самых маленьких девочек в нашей семье.

Фейке дома теперь веселуха – такое чудо смешное и чёрное по комнатам носится. Играет с любой бумажечкой, ниточкой, кусочком лего, с веником, даже с роскошным хвостом Фейки. Уже едят и пьют из одной мисочки.

Теперь своей любовью мучаем не только Фейку, но и Музу. Так что у верховной кошки, благодаря Ханне, появились разгрузочные часы. А Ханне всё по приколу – даже слишком крепкие объятия Милы.

в голубей!

Когда я была маленькой, а моя подружка Надя – ещё меньше, я любила, чтобы она меня слушалась беспрекословно. И Надя подчинялась, потому что любой её бунт я подавляла категоричным: “Всё. Я с тобой не играю”. Благодаря таком нехитрому шантажу, наша дружба проходила почти без забастовок со стороны Нади.

Но, случалось, Надя срывалась с цепи бегала за голубями. Если видела птичью стаю, сразу обо всём забывала, руки заводила за спину, вытягивала шею и с диким кличем: “Гули-гули-гули!!!” неслась на бедных голубей. Они, испуганные, разлетались в панике, и садились в двух метрах от охотничьей Нади.

Я немедленно начинала воспитывать отбившегося от рук ребёнка, что птиц обижать нельзя (я уже тогда, года в четыре была ярой защитницей братьев наших меньших), но в Наде бушевали инстинкты, а против них, как известно, не попрёшь, и негодница бежала на пасущихся голубей, как бешеный бык на тореадора.

Только голубя мира она не смела трогать. Голубь мира – это такой голубь, который белоснежный. Он у нас был чем-то вроде святыни. “Смотри, смотри, голубь мира!!!” – замирали мы от восхищения, и разинув рты, наблюдали за волшебной птицей.

Но голубей мира было мало, а простых, рядовых голубей – сколько хочешь, поэтому Надя гоняла их беспощадно и повсеместно. Мои угрозы и ультиматумы катастрофически теряли силу – подружке сносило крышу от вихря, который поднимали десятки крыльев, разбивающих воздух. “Гули-гули-гули!!!!!!!!!!!” – меня убивал этот вопль. А Надя была искренне, по-детски счастлива.

Конечно, когда пернатые улетали в другой двор, и кайф трёхлетней живодёркизаканчивался, я начинала пытку обвинениями – читала нотации, проводила воспитательную беседу, как плохо обижать птиц и вообще животных. “А тебе было бы приятно, если бы тебя так?”

Надя сто десятый раз стояла вся в упрёках и угрызениях совести, опустив голову, обещая больше никогда!

И, конечно, неподалёку откуда-то с неба падала компания голубей. Надю накрывало, и она снова мчалась на стаю. Я кричала ей вслед, но это было бесполезно. Покладистая Надя мгновенно превращалась в неподдающуюся, неукротимую хулиганку.

Я стояла, злая, одинокая, разочарованная в лучшем друге, и больше всего на свете хотела.. бежать вместе с ней на этих потрясающих, манящих голубей, врезаться в них, гнать на край света и орать дурным голосом: “Гули-гули-гули!!!”

 

 

Но гордость, сила воли, фанатичная любовь к животным и птицам на позволяли мне совершить этот весёлый и безобидный детский грех.

 

собаки

По дороге шли двое. Огромный чёрный пёс породы овчарка, то ли старый, то ли больной. Каждый шаг давался ему тяжело. Рядом с ним бежала молоденькая кормящая дворняжка. Люди расступались перед этой парой. То-ли с опаской, то-ли с уважением смотрели на них.

Дворняга начала слизывать с асфальта кем-то выплюнутые куски колбасы. Пёс терпеливо ждал. Смотрел на прохожих, на дорогу и машины. Смотрел мне в душу. Столько глубины и силы в его взгляде. И грусти.. и мудрости.

Я вышла из машины, достала из багажника сумку, а из сумки всё, что только можно было предложить собакам. Дворняжка смотрела на меня добрыми карими глазами и благодарно улыбалась – ей надо много еды – она кормит щенков. А большому псу, наверное, ещё больше.

Меня потрясло, как искренне и легко они уступали друг другу еду. Голодные, нуждающиеся в пище, они терпеливо ждали своей очереди. Уважали, любили, заботились друг о друге..

Самый большой кусок я отдала дворняжке. Пёс великан ждал, пока она доест. Столько достоинства в нём и благородства. Столько дружелюбия и приветливости в маленькой, худенькой дворняге, его подружке..

Потом они пошли дальше, по тротуару, мимо утеплённых прохожих, в осень. Люди провожали их взглядом. Маленькая дворняжка и большой чёрный пёс..

Как-то на душе тяжело.

 

в голубей!

Когда я была маленькой, а моя подружка Надя – ещё меньше, я любила, чтобы она меня слушалась беспрекословно. И Надя подчинялась, потому что любой её бунт я подавляла категоричным: “Всё. Я с тобой не играю”. Благодаря таком нехитрому шантажу, наша дружба проходила почти без забастовок со стороны Нади.

Но, случалось, Надя срывалась с цепи бегала за голубями. Если видела птичью стаю, сразу обо всём забывала, руки заводила за спину, вытягивала шею и с диким кличем: “Гули-гули-гули!!!” неслась на бедных голубей. Они, испуганные, разлетались в панике, и садились в двух метрах от охотничьей Нади.

Я немедленно начинала воспитывать отбившегося от рук ребёнка, что птиц обижать нельзя (я уже тогда, года в четыре была ярой защитницей братьев наших меньших), но в Наде бушевали инстинкты, а против них, как известно, не попрёшь, и негодница бежала на пасущихся голубей, как бешеный бык на тореадора.

Только голубя мира она не смела трогать. Голубь мира – это такой голубь, который белоснежный. Он у нас был чем-то вроде святыни. “Смотри, смотри, голубь мира!!!” – замирали мы от восхищения, и разинув рты, наблюдали за волшебной птицей.

Но голубей мира было мало, а простых, рядовых голубей – сколько хочешь, поэтому Надя гоняла их беспощадно и повсеместно. Мои угрозы и ультиматумы катастрофически теряли силу – подружке сносило крышу от вихря, который поднимали десятки крыльев, разбивающих воздух. “Гули-гули-гули!!!!!!!!!!!” – меня убивал этот вопль. А Надя была искренне, по-детски счастлива.

Конечно, когда пернатые улетали в другой двор, и кайф трёхлетней живодёркизаканчивался, я начинала пытку обвинениями – читала нотации, проводила воспитательную беседу, как плохо обижать птиц и вообще животных. “А тебе было бы приятно, если бы тебя так?”

Надя сто десятый раз стояла вся в упрёках и угрызениях совести, опустив голову, обещая больше никогда!

И, конечно, неподалёку откуда-то с неба падала компания голубей. Надю накрывало, и она снова мчалась на стаю. Я кричала ей вслед, но это было бесполезно. Покладистая Надя мгновенно превращалась в неподдающуюся, неукротимую хулиганку.

Я стояла, злая, одинокая, разочарованная в лучшем друге, и больше всего на свете хотела.. бежать вместе с ней на этих потрясающих, манящих голубей, врезаться в них, гнать на край света и орать дурным голосом: “Гули-гули-гули!!!”

 

 

Но гордость, сила воли, фанатичная любовь к животным и птицам на позволяли мне совершить этот весёлый и безобидный детский грех.

 

вся в детях и кошках

На рассвете  подхожу к окну. На ветру танцует Осень. Звенит, трепещет листьями.

Из детской выглядывают заспанные кошки.

 

 

Приветствую каждую, глажу, кормлю. После спонтанного завтрака, Фейка благодарно мурлычет и прыгает на подоконник. Любуюсь её гордой, точённой фигурой на фоне тёмно-синего неба.

Ханна засыпает у ножек Милы. Так она делает с первого дня в нашем доме.

 

 

Беру бумажный Дневник – в нём расписание занятий для детей, примерные планы на неделю, мимоходом законспектированные мысли “чтоб не забыть”.

Пишу. Котёнок замечает как ручка бегает по бумаге. Подходит ближе, смотрит с любопытством, трогает лапкой. Садится рядом на страницу. Мои каляки-маляки завораживают Ханну.

А ещё она любит принимать с нами ванную. Иду купаться, кошечка бежит за мной хвостиком. Ставлю стул рядом со своим домашним морем. Ханна тут как тут. Пучиглазится, шейку тянет – что же это за субстанция такая – вода? Трогает лапкой, брезгливо отдёргивает, смотрит на меня с недоумением.

И сидит изучая всё это дело. В медитации.

Маша с Милой пошли купаться, Ханна бегом за ними. Девочки играют куклами, делают пенные напитки “деликатесы” в бутылочках из-под шампуня и геля, котёнок глаз с них не сводит.

Фейка тоже в детстве интересовалась водными процедурами. Тем более она воды вообще не боится. Даже любит. Я уверена, что в её роду были собаки. Скорее всего овчарки, потому что более преданной и сторожевой кошки, я не встречала. Какой-то собачий ген у неё точно есть.

Так вот Фейка всегда ходила по краю ванны, хвост мочила, трогала воду из под крана. Она и дождей с лужами не боится. Возвращается с гульки мокрая, холодная и счастливая.

Отвлеклась от Дневника. Мысли убежали в счастье.

За окном холодно. А у нас уютно-мурчаще. Мы запаслись кошками, а значит – никакая зима нам ни по чём.