Мой День

Я пришла в гости на эту планету в июньский день.

Шаровой молнией ворвалась в мир, чтобы получше рассмотреть людей и маки, чтобы погладить кошку и с разбегу в море,

чтобы узнать вкус шоколада и слезы.

 

 Проходит время.. Точнее, время стоит, вечное, сильное, необъятное. Прохожу я. Двигаюсь навстречу концу этого экстремального путешествия, длиною в Жизнь.  Каждый год проживаю день своей смерти. Каждый год в этот день я вхожу в утро, радуюсь солнышку, дождю или снегу, пью кофе, лечу куда-то, делаю что-то, и не знаю, что именно в такой день, такого числа я когда-нибудь уйду.

  Ты подарил мне целую Жизнь, благословил меня небом. Нет предела благодарности за доверие, которое Ты мне оказал.

Мне, такой страстной и жадной до Жизни, даже ста лет мало. Я хватаю её ртом, руками, сердцем. Я умываюсь ею, пью её, ныряю в неё с головой. Но наступит день, и я послушно верну её Тебе.

Смерть – это пропуск в следующую судьбу. Это просто переезд в новый дом.

Возможно, я буду танцевать дальше по следующим Жизням, подтверждая реинкарнацию, поддакивая ей всеми чакрами. Возможно, растворюсь тишиной в Мироздании.

А может, стану веснушкой на щеке ребёнка.

  Знаю лишь одно – я не умру, не закончусь – ведь так не бывает.

Спасибо Тебе за эту главу моей Жизни. И за предыдущие – спасибо. И за будущие. Я насовершаю ещё кучу ошибок (Ты меня знаешь), но всё равно буду продолжать писать эти главы-Жизни.

  Мне уютно в этом измерении – в настоящем.

Мне радостно здесь. Мне хорошо сейчас.

как мы в лондонском госпитале побывали

После очередного бегательного дня по Лондону, мы вернулись в отель и.. я почувствовала, что у меня повысилось давление.

С давлением у меня отношения древние и нервотрепательные. Первая скорая, сбивающая моё 220 на 160 случилась со мной в 21 год. Врачи всегда смотрят на меня, как на восьмое чудо света, аномалию и хором рассказывают, что в таком возрасте и с такой комплекцией эти скачкИ нереальны. Я бы и рада с ними согласиться, но тонометры зашкаливают и бьют тревогу.

Интересно, что во время беременностей и, когда меня изучали медицинские светила, давление всегда вело себя хорошо, поэтому диагноз гипертония не поставлен, хотя скорые бывали довольно частыми гостями в моём доме.

Давление обычно понижаю.. барбовалом. Вместо положенных 10-15 капель, хряпаю 20-30, и всё ОК. Такое вот самолечение. Но в Лондоне даже после семидесяти капель, давление рвалось ввысь.

Позвонила в страховую, пообещали утром приём в клинике. А мне бы дожить до этого утра. И в отеле, оказалось, врача нет. Тогда парень на ресепшене, мулат с длинными ресницами и добрыми глазами (даже в момент криза я не могла не любоваться его красотой), пришёл к нам в номер, позвонил в госпиталь, объяснил ситуацию. В трубке ему говорили, чтобы я брала такси и ехала в больницу. Он настаивал, чтобы за мной прислали скорую. И прекрасный принц победил.

Минут через пятнадцать приехали две девушки мед-работницы, одна из которых была и помощницей, и таскателем чемодана, и водителемсаркофага машины скорой помощи. Я спустилась вниз, села в автомобиль, где меня обклеили присосками, сделали кардиограмму, взяли кровь из пальца (даже не почувствовала!), измерили температуру, которая оказалась 38 (тю!) и сказали, что надо ехать в больницу, там приблизительно часа четыре провести – продолжить обследования, пройти осмотр врача и решить, что со мной делать дальше.

 

Мольбы об инъекции, которая понизит мне давление не помогли – они не имеют право делать укол.

Ехали по ночному Лондону, я проклинала педантичную английскую медицину, и с нежностью (!) вспоминала наших врачей, которые никогда не скупятся на давлениепонижательные средства.

Девушка-медицинский работник сказала:

– Я понимаю, вам страшно, что такая неприятность случилась. Тем более в чужой стране. Но волноваться не надо. Мы вам обязательно поможем, – и обратилась к испуганной Маше: – С твоей мамой всё будет хорошо!

Её добрые слова разрядили ситуацию и прибавили нам оптимизма. Я очень благодарна ей за теплоту и заботу.

Мама и дочка были моими переводчиками и поддержкой в госпитале, куда нас привезли. От машины до здания меня хотели доставить в кресле на колёсиках, но я гордо пошла пешком, – боялась проникнуться больничной атмосферой. Я девушка впечатлительная –  ещё впаду в кому и испорчу всем путешествие.

Посадили в коридоре. Мимо ходили шмыгающие носом люди со слезоточивыми глазами, проехали носилки с женщиной в полуобморочном состоянии, явно от температуры. Вывезли человека без сознания.

Я посмотрела на этот кошмар и почувствовала себя героиней сразу всех американских фильмов об эпидемиях, неизвестных болезнях, чуме и смертельном вирусе.

Давление моё сразу пообещало хорошо себя вести и попросилось домой. Я умоляла маму и Машу не трогать здесь ничего, не прикасаться руками к лицу.

Доктор сказал подождать несколько часов. Паника нарастала. Не хватало нам ещё подцепить какую-то жуткую болячку – ведь люди, которые обращаются в два часа ночи за помощью в госпиталь, наверняка чувствуют себя очень хреново. И эти люди сидели рядом, чихали, сморкались и пугали меня кашлем.

Ангел-хранитель не оставил нас – через 15 минут меня переодели в рубаху с завязками на спине, вручили баночку для анализов, снова сделали кардиограмму. Медсестра, которая меня изучала, разговорилась с мамой (с моей мамой невозможно не разговориться). Оказалось, она приехала в Лондон из Литвы и живёт здесь уже тридцать лет. Они мило болтали, пока я дико хотела домой. Потом медсестра беседовала с Машей, очень хвалила её английский. Мама напросилась на комплимент и о своём английском. Женщина успокоила её, что всё ОК. Мама была польщена.

Вскоре пришёл индусоподобный врач. Изучил мои показатели и предложил остаться ещё на пару часов – ему не нравилось моё сердце, а верхнее давление 145, в принцип, устраивало.

Я начала проситься домой, объяснять, что просто устала, натягалась рюкзаков, набегалась, напереживалась за день, перепила кофе в конце концов. Пусть мне просто дадут таблетку, и я поеду в отель. У нас через восемь часов поездка на студию, где снимали фильм о Гарри Поттере, а вечером мюзикл! Это последний день в Лондоне – сделайте так, чтобы моё давление дотерпело до дома.

Улыбчивый смуглый врач сказал, что меня здесь никто не держит, просто его беспокоит моё сердце, задал вопрос, что сейчас чувствую. Я призналась, что сердце сильно стучит и немеет. Спрашиваю, почему вы не сделаете мне укол? Он объяснил, что у них так не принято. Сначала обследование, потом лечение. Быстрые способы решения проблемы с давлением запрещены. Я сказала, что у нас в стране приезжают, колят и всё ОК. Он настаивал, что это халтура, и так со здоровьем нельзя. У них семейный врач наблюдает своих клиентов, и прописывает индивидуальное лечение. Только так.

А ещё они в интеренете смотрели, что такое барбовал. Очень удивлялись этому лекарству. Наверное, мы для них дикари с нашей медициной.

В общем , отпустил меня восвояси, но попросил вернуться, если вдруг станет хуже. Я встала с кровати и вдруг почувствовала, что сердце у меня ужасно немеет. Блин!!! Неужели придётся остаться здесь с инфарктом ещё на несколько часов?! Прикоснулась к груди и почувствовала под дурацкой больничной рубашкой присоски, которые у меня были по всему телу. Их прилепили, когда подключали к приборам. Ощущение онемения давали они. Я сорвала их нафиг, выбросила в урну. Врач засмеялся – возьмите это в качестве сувенира.

Ну уж нет!

Медсестра из Литвы вызвала нам такси, предупредила не давать водителю больше восемнадцати фунтов. На прощание мы обнялись – тепло от таких людей. Даже давление перед ними устоять не может – понижается.

Ехали и смеялись – видим рассвет в Лондоне, когда бы мы ещё такое застали. И в больнице побывали – жёсткие приключения, впечатлений миллион.

Таксист посмотрел на свой листочек с ценами и взял с нас пятнадцать фунтов, пожелал удачного дня. Его благословение сбылось – день был насыщенным, интересным, сказочным и волнительным.

 

пытка шторами продолжалась пятый день

В школе Ян сидит у окна. Так и к свободе ближе, и пейзаж лучше видно. А ещё там шторы. Прозрачные, воздушные, нежные на ощупь. Ну как их не потрогать?

Короче, учительница после окончания учебного года дала нам задание – постирать залапанные пацанёнком шторы. Они большие и целых три, а сверху ещё балдахины с рюшиками – тоже три штуки.

Наша бабушка мужественно их постирала. Сохли они парусами по всему дому. И вот, в воскресенье мы отправились их вешать.

Точнее, всё делал Егор. Вылез на стремянку, мучился с петлями, развивал мелкую моторику.

Я тоже попробовала, но мне сразу стало дурно – то-ли от высоты, то-ли от дурацких петель, то-ли от лени и я переключилась на фотосессию.

Мила с энтузиазмом “училась” – бегала по кабинету, калякала на доске, сидела на парте, рисовала на листочке.

Маша позировала,

Ян хотел домой и мечтал о еде.

Это оказалось заразным. Домой хотели все.

 

И все, кроме Егора и Маши, сбежали. Часа через два в отчий дом вернулись наши герои. Они всё-таки повесили шторы и даже выгладили их паровым утюгом.

Говорят, дети расплачиваются за грехи отцов. Не знаю.. пока что отец расплачивался за грехи сына.

интрига нарастала

Заглянули в музей Современного искусства Тейт Модерн . На входе нас встретили чучела ворон, пробитых стрелами насквозь. И прочая чушь. Мне откровенно не нравилось.

Маша посмотрела на все эти кукиши искусства странные экспонаты и сказала:

– Теперь я понимаю, почему вход сюда бесплатный.

 

В одном из залов мы увидели очередь из людей, которые хотели заглянуть в три длинных деревянных трубы. Рядом с трубами этими сидел дядька-смотритель, преисполненный важности. Он следил за порядком в очереди, чтобы не было столпотворения.

Счастливцы, которые заглядывали в эти штуки, уходили молча, с загадочными выражениями на лицах, словно познали смысл бытия. Они ничем не выдавали своих эмоций, словно участвовали во всеобщем заговоре. Мы томились в очереди, любопытство раздирало душу.

И вот наконец, я заглянула в одну трубу, вторую.. третью, а там..

А что там – не скажу. Ведь теперь я в секте заглянувших в таинственную Штуку. Сами отправляйтесь в Лондон, стойте в очереди, смотрите в три трубы и узнавайте секрет Мироздания.

 

поздравления для тебя всюду!

Это чудо какое-то!

Вчера мы с Машей пошли на урок танца, и во дворе, где живёт наша тренер, увидели на асфальте вот эту надпись!

 

Надюша, весь мир поздравляет тебя с Днём Рождения! Конечно, это адресовано какой-то другой Наде, но она не только твоя тёзка, но и родилась 8 июня, как ты!

Удивительное совпадение, и чудесно, что я пришла в этот двор именно восьмого числа! Я радовалась и скакала вокруг асфальтной открытки, фоткала во всех ракурсах, и теперь торжественно вручаю её тебе виртуально, и с любовью.

как мы в двух-этажном автобусе ездили

Ездить в автобусе и знакомиться Лондоном было одним из наших любимых занятий. Мы с Машей сразу мчались наверх, а мама, как правило, оставалась внизу.

О ТОМ, КАК Я ПЛОХО СЕБЯ ВЕЛА

В автобусе не разрешается вставать во время движения, ходить по салону, разговаривать с водителем. Но у меня иногда получалось быть нарушительницей. То я включаю маме наушники, выбираю нужный язык аудио-гида (случайно нажимаю кнопку тревоги, она, проклятая, предательски верещит), то бегу на второй этаж, дабы убедиться, что с Машей всё ОК, потом вспоминаю, что срочно надо маме важное сказать – в общем, моталась туда-сюда.

Водитель не выдержал, подошёл ко мне, пожурил (англичане так не зло делают замечания). Я сложила руки в жесте намасте и прошептала раскаянно: “Sorry!”. Мужчина улыбнулся, сжалился, и сказал, что я так быстро бегаю по этажам, что меня надо снимать на камеру. Я сделала вид, что смутилась застеснялась и сидела смирно на своём месте.

Маша спустилась ко мне, и мы ехали спокойно, как приличные пассажиры. Вдруг я вспомнила, что забыла карту на втором этаже. Водитель строго поглядывал на меня в зеркало заднего вида. Так как я боялась дядьку этого, то решила подставить Машу, и любезно попросила её сбегать за картой. Дочка смело шмыгнула наверх, а я с ангельским видом изо всех сил хорошо себя вела.

Как только Маша вернулась с добычей, случилась наша остановка. Мы выскочили из автобуса с подхалимским “thank you very mach!”, и скрылись в неизвестном направлении.

 

 

ТРИ БОГАТЫРЯ НЕЗНАКОМЦА

Однажды запрыгнули мы с Машей в автобус, и взлетели наверх, на любимый второй этаж. А там никого, кроме трёх бритоголовых, накаченных чуваков. Загорелые, голубоглазые, в кожаных куртках, курят электронную сигарету. Брутальные. И громко говорят по-немецки.  Когда мы подсели к ним, они начали беседовать немножко тише, но через несколько минут снова разорались.

Я не смотрела на Лондон. Я терялась в догадках – кто они, эти трое? Актёры в порно-фильмах? Любовники? Тогда почему трое? Или они сверх-продвинутые неревнивые любовники? А может, банальные скинхеды?

Вылупилась исподтишка и ломала себе голову над их биографиями, пока голубые скинхеды порно-индустрии не вышли на своей остановке.

Я вздохнула с облегчением и продолжила рассматривать Лондон.

 

ЭСТАФЕТА УЛЫБОК

Пока мы ездили в автобусе, Маша не только слушала рассказы о Лондоне, но и махала миру из окна.

От её улыбки расцветали все – задумчивые взрослые, скучающие на остановках дети. Маша бросала луч света в толпу, в серый, пасмурный город, и люди десятками отвечали ей своими солнцами, которые моментально зажигались у них внутри. Словно в человеках включались лампочки, и освещали их лица.

Мы ехали дальше в огромном автобусе, а люди шли по своим делам в солнечном уже настроении и улыбались уже другим прохожим.

тазик

Было нам с Надей лет по пять. Наша няня купила в хозяйственном магазине изумительный тазик светло-салатового цвета, чтобы стирать в нём бельё.

Мы влюбились в него с первого взгляда и несли к няне домой бережно, как драгоценность. Это был не тазик, а чудо какое-то. Благодаря нашей детской фантазии, он превращался во что угодно – и в домик для игрушек, и в океан, и в широкое поле. Тазик вдохновлял нас на новые интересные игры и выдумки. Мы даже не хотели идти гулять – жизнь без тазика нам не мила. И домой уходить не хотелось. Родители приходили за нами вечером, но мы не могли оторваться от салатового красотуна. Он был нашим порталом в счастье.

Каждый день мы умоляли няню не стирать в нём. Ещё хоть разок поиграем. И ещё разочек.. и ещё..

А однажды мы увидели страшную картину. Наш оазис для игр стоял в ванной, а в нём кисло замоченное бельё. Шок. Безвыходность. Отчаяние.

Няня была неумолима – это её тазик, она и так достаточно разрешила ним поиграть.

Жизнь для нас утратила смысл. Детство стало неинтересным, пустым. Мы лишились чего-то очень важного, драгоценного.

К няне идти вообще не хотелось – что там делать без тазика?

Мама спросила о причине моей грусти. Я наябедничала на злую няню обо всём рассказала. И вдруг всемогущая мама улыбнулась и пообещала купить точно такой же тазик!!! Какие эти взрослые сильные – настоящие волшебники – всё могут! Могут даже сделать так, чтобы у тебя был тазик – свой, собственный!

Я не могла дождаться похода в магазин. Ныла, уговаривала, клянчила. Наконец мама бросила все дела, и мы отправились за вожделенным тазиком. Он ждал нас на прилавке. Небольшой, светло-салатовый, лучший тазик на свете! Я тащила его домой сама – это как нести на руках счастье. Как же мне хотелось обрадовать Надю, утешить её скорбь по потерянному раю.

И наступило утро. И я примчалась к няне. И я показала подружке тазик. Надя не верила своим глазам. Неужели мечты сбываются? Мы сели возле него в предвкушении нырнуть в нирвану, которую обычно он нам открывал, но.. вдохновение не приходило, фантазия не работала, и почему-то совсем не игралось, будто перед нами была подделка.

Няня заметила нашу растерянность и поменяла тазики, но и первый тоже нас не радовал. Словно волшебство сломалось. Мы разочарованно смотрели на тазик – чуда не свершилось. Обычная пластмассовая миска.

С тех пор няня стирала в своём тазике, а моя мама в своём.

когда рождается друг

Тридцать три года назад в мою двухлетнюю жизнь пришла девочка.

 

С тех пор мы не расстаёмся. И пусть между нами были разные школы, города, страны, материки, но наши души рядышком, обнимаются. Мы находим друг друга письмами, телефонными звонками, скайпами.

Люди путали наши имена, потому что мы всегда вместе, как одно целое Надя-Ната. Помнишь?

На самом деле, мы разные. Очень разные.

Ты всегда была модницей, я – пацанкой.

Ты прекрасно владеешь английским, у меня на него не хватало ни ума ни терпения, ни силы воли.

Я бегала “в казаки-разбойники”, ты читала книги.

Я бегала “в казаки-разбойники”, ты встречалась со взрослыми мальчиками.

Я терпеть не могла свидания, а ты постоянно на них пропадала.

Парни, которые нравились мне, были влюблены в тебя. И наоборот. Даже это нас не поссорило.

Счастье – это быть с человеком на “мы”. (с) Надюша, это наш с тобой случай.

Мы ходили к няне,

вместе учили стихи, играли в куклы, рисовали,

слушали пластинки, создавали тайники, ссорились и мирились,

гоняли на великах, грезили о собаках (собаку ты не хотела, но как настоящий друг, мечтала со мной за компанию). Мы вместе боялись читать Кинга, но читали. Вместе ездили на море, писали повести и стихи, расфуфыривались и шли искать приключения по дискотекам, прятали скелетов по шкафам. Я бегала от поклонников, а ты на свидания.

 

Я, в одночасье обрывающая прошлое, живущая только настоящим и ты, бережно сохранившая все отношения, дружбы и любви, с уважением относящаяся к тому, что было, и мудро выстраивающая своё счастливое, надёжное будущее.

Мы разные, но мы родные. Тридцать три года, я смотрю в твои глаза чайного цвета – и понимаю, как мне повезло. Не было дня, чтобы я не думала о тебе.

Ты потрясающая дочь, уважающая, любящая, поддерживающая своих родителей.

Ты идеальная жена,

замечательная хозяйка

и надёжный, искренний друг.

Творческая, ранимая, светящаяся. Ты настоящий писатель. Как же я хочу, чтобы мир узнал о твоём таланте!

Желаю добрых людей на пути, тотальной удачи,  вкусных вкуснятин, изумительных сумок,

интересных путешествий, создания гениальных книг, радости и света в каждом дне.

Солнечная, нежная, женственная моя Надюшка, танцуй свою жизнь, пой свою любовь. Сияй!

А себе желаю, чтобы ты ещё сто лет была мне другом, любимой девочкой, вдохновением, и чтобы твоё “Тата, привет!” долго-долго звучало в моей жизни.

 

С РОЖДЕНИЕМ!

побежали летать

Метро в Лондоне, как паутина. Попадаешь в него и разобраться, что к чему с первого раза довольно трудно. Но мы сделали это! Нас не погребли заживо, и мы оказались на воле. Более того – на нужной нам станции. Отправились в Зоопарк.

Я не люблю зоопарки. Для меня они – синонимы тюрьмы для животных. Ходят, летают, плавают в своём кусочке планеты. Животные за стеклом и стенами. У птиц сетка закрывает небо. А люди ходят и заглядывают в эти одиночные или общие камеры, фотографируют, подглядывают за личной жизнью зверей. Потом выходят из этого лагеря для узников, идут, куда хотят, в свою свободу, а пленники зоопарка обречены на пожизненное заключение.

Но мама и Маша хотели к животным. Я сдалась.

Когда увидела гориллу, у меня душа оборвалась.. Он, такой большой, гордый, сидел в своём маленьком мире, за решёткой и смотрел на нас, восхищающихся его величием и красотой.

Каково это, сильному, умнейшему созданию существовать под прицелом фотокамер и любопытных взглядов.. Пытка, а не жизнь.

Мне было стыдно перед этим кинг-конгом за себя, зрительницу в этом аду. Стыдно перед всеми животными, на которых смотрела.

 

Больше всех зоопарков мира мне нравится лежать на траве в парке, щуриться от вечернего солнца, смотреть на самолёты и тихонько петь:

 

Мне приснилось небо Лондона..
В нём приснился долгий поцелуй.
Мы летели вовсе не держась.
Кто же из нас первый упадет
Вдребезги на Тауэрский мост…
Утром…	Я узнаю утром.
Ты узнаешь позже
Этих слов дороже
Ничего и нет

 

Риджентс-парк потрясающий!

Мы даже нашли ромашки! И каштаны цветут, и сирень пьянит сумасшедшим ароматом.. И компания студентов играет в регби.. И влюблённые целуются. И Маша играет на свежекупленной дарбуке, и кувыркается, и валяется на траве со своей новой подружкой – змеёй, приобретённой в зоопарке. И хорошо так, спокойно..