Посмотрела “Джанго”. Тарантино в своём репертуаре.
Верен маньяку в себе.
Во дворе расцвели миниатюрные ландышевые колокольчики.
Открыли загорательный сезон. Как настоящая южанка, купаться в мае не смогла. Зато наблюдала за девочкой Викой, лет шести.
Она пришла на пляж с дедушкой-бабушкой. Смышлёная, весёлая, с покрасневшими от солнца щеками. Ныряла, плавала, знакомилась с детьми направо и налево. Воплощение жизнерадостности. Над этим воплощением тучей стоял дедушка: “Вика, не мочи волосы!”, “Вика, надень панамку !”, “Вика иди к бабушке!” Сплошное “нельзя”, постоянные нотации и замечания. А ребёнок золотой – просто непослушный – то есть правильный ребёнок.
Каким-то чудом Вика умудрялась оставаться вольной и счастливой, не обращая внимания на дедушку-зануду. Строила песочные замки, носила в игрушечном ведре речку на сушу – поливала берег. И так она была поглощена игрой с самой собой, с таким искренним удовольствием дружила с природой, что глаз от неё отвести было невозможно.
Гуляли по Андреевскому спуску. Вот не моё это. Только дом Булгакова – моё.
Не люблю старый Киев. Люблю Киев – парк, Киев – людей. Я совершенно не ценитель архитектуры и памятников истории. Мне не нравится энергетика древности. Моя стихия – природа. А она вечно новая, свежая, настоящая. Моя религия – ромашковое поле, с кровавыми капельками маков. И ласточка врезается в небо.
Я снова полюбила мороженное.
И громко хрустела молодой сочной капустой.
Наша кошка, не смотря, на кровожадный характер, оказалась пацифисткой – с соседскими котами ведёт себя прилично, медитируют, сидя на заборе.
Перед возвращением детей с дачи совершили подвиг сделали уборку.
Ребята приехали, удивлённо отметили, какой у нас порядок и добавили:
– Ничего, это поправимо.
Мила жуёт “хухарик” и поёт песню собственного сочинительства:
“Деевья бегут по лу-у-ужам!
А я глажу ко-о-ошку!!!”
