Моя девятилетняя дочь Маша часто просит меня найти в интернете ту или иную песню, музыку, текст. Включает её, и около часа мы все слушаем двадцать семь раз подряд новый хит. За это время Маша выучивает полюбившуюся песню, а мы потом неделями напеваем даже во сне, приставучую мелодию.
Недавно в мою жизнь вошла очередная песня о школе. И очень зацепила. Вроде ничего особенного, но без слёз и пресловутого комка в горле слушать её не могу. И это я, которая после первого своего дня в школе, спросила у мамы: “И что, вот так теперь ещё десять лет?!?!?!”
Это я, которая никогда не бегала встречать и обнимать свою первую учительницу вместе со всей толпой первоклашек (мои одноклассники так выражали любовь к преподавательнице каждое утро). Я, для которой школа была синонимом тюрьмы, а домашнее задание – настоящей пыткой (хотя училась я весьма и очень даже). И вдруг меня накрыла светлая грусть и милые сердцу воспоминания о школе..
Убирала и включила эту песню щемящую.. Всплакнула, запихивая по шкафам вываленные вещи, отвоёвывая у Милы ручки и карандаши. Ещё раз послушала, обливаясь слезами, поставила будущий каравай в хлебопечку, навспоминалось столько всего школьного, капец.
Вспомнилось, как тошнило от молока, которое заставляли пить на перемене, пришлось разбить стакан и только тогда от меня отстали. Как проглотила нереально огромную профилактическую таблетку от глистов. Всем по очереди клали её на корень языка и заливали водой. Я, не могущая проглотить даже маленькую скользкую таблетку валерьянки, с перепугу заглотила глистгонное колесо и чувствовала себя героиней! Ведь могу же!
Вспомнила, как выбирала в первом классе, куда сесть – за третью парту в первом или в среднем ряду. Захотелось в центре восседать. Рядом заземлился ушастый Владик Ткаченко (он же Слоненя), у него была сломана нога, костыли и бешенность, которая меня пугала и злила. Когда заканчивался урок, Владик от радости, начинал изображать игру на ударных. Палочками были карандаши, а барабанами – книги, тетради и, конечно, я. Невыносимо. И главное – калека ведь, бить его нельзя (пока). А за парту, которую я не выбрала, сел мальчик – моя любовь с первого взгляда, Саша Феденко. Я смотрела, то на чебурашкоподобного неадекватного Владика, то переводила взгляд на ослепительного Сашу и винила себя, что села не туда и не с тем..
Прошло несколько лет, Саша без памяти влюбился в меня, дарил пупсиков-близнецов на 8 марта, приглашал на свидания, на которые я брала с собой подружку Надю, потому что одна идти стеснялась-боялась-волновалась. Плакал, когда я наотрез отказывалась танцевать с ним на школьной дискотеке, за что меня потом осуждал весь класс. Добился, чтобы мы сидели вместе, после чего ходили в синяках с головы до ног потому, что дрались до первой крови. А потом я добилась, чтобы нас всё-таки рассадили. И Сашка снова плакал, уже по этому поводу, сидя у меня за спиной с дурой Алкой. А я торжествовала, перебравшись за парту, к доброму и синеглазому Жене Болдареву. На выпускном я всё-таки танцевала с Сашкой, а через несколько лет мне сказали, что он умер от передозировки..
Под очередное рыдательное прослушивание Машиной песни, я вспомнила школьных подружек. Наташку Минину, с которой готовились навсегда уйти из дома, но в последний момент мне стало невыносимо жаль маму, и я начала искать среди одноклассников того, кто составит Миньке компанию в побеге. Подходила к каждому на перемене с вопросом “А хочешь уйти из дома?” И одна желающая нашлась. И ушла вместе с Наташкой в даль. Я отдала им все свои сбережения. И пелёнки, в которые заворачивала кота Стёпу, и одеяло. Девочки дошли до лесопосадки, разбили лагерь, развесили пелёнки – тут их и настигли разгневанные родители с инфарктами и ремнём.
А однажды я пришла в школу, а Наташки нет. Её перевели в параллельный спортивно-футбольный класс. Шок. Обида. Почему ничего мне не сказала? Не предупредила.. Сухое “привет” на перемене, её глаза в пол. Одиночество. С кем теперь секретничать, замышлять, хулиганить?
И следующая, бесконечно родная мне Наташка, появляется в моей жизни. С первого класса мы враждовали. Терпеть её не могла. А тут, когда я осталась одна-одинёшенька, после болезни вернулась Наташка Чёрная. Пока её не было две недели, её подружка Лидка ушла дружить к Оксане (на почве любви к ласковомайскому Юре Шатунову). Теперь они ходили в обнимку, со значками, из которых светился Шатунов и пели во всё горло “Белые розы, беззащитны шипы!!!”. А нам с Чернушкой Белоусов нравился..
Я посмотрела на, брошенную всеми, стоящую под стенкой в корридоре, Наташку, подошла к ней и предложила дружить. Как же с ней было весело! Мы смеялись, смеялись, смеялись. Смеялись на уроке, нам делали по сто замечаний в день, выгоняли из класса, но мы ничего не могли с собой поделать. Смеялись на перемене, в туалете, после уроков, в школьном дворе, сгибаясь пополам от хохота, пока нас не находили родители, и не разбирали по домам, голодных, не сделавших домашку, но счастливых и улыбчистых. Когда мы приходили домой, первым делом, бросались к телефонам и продолжали смеяться друг другу в трубки.
Вскоре, из полной девочки, Наташка превратилась в нереальную красавицу. Мы ставили с ней чёлки на бок, красили глаза и продолжали умирать от хохота. Лидка разлюбила Шатунова, и пыталась вернуть себе утерянную Наташку. С футболом у Миньки не сложилось, и она снова перешла в наш класс. Мы втроём завели себе по бородатой собаке, и всё чаще Минька с Наташкой гуляли с собакевичами без меня. А потом снова не пришли в школу. Потому, что перевелись в лицей.
Обычно, у девочек дневники исписаны обращениями к мальчикам, которые их бросили или не обращают внимания. А мой дневник был насквозь пропитан слезами от обид на, ушедших от меня, подружек.
Тогда, от безысходности и боли, я приняла решение больше никогда ни с кем не дружить. Сколько можно быть преданной самыми близкими и любимыми, и выброшенной из дружбы.
Но тут в мою жизнь вошли они – двухметровая Лизка (с такой же большой душой, как она сама) и Арзуманянчик (она же Ирчик) армянская красавица с роскошными кудрявыми волосами и жгучими тёмными глазами. Вот такой экзотической троицей мы передвигались по миру. Смеялись, играли, пели песни под школой, баловались, выслеживали красивых мальчиков, докладывали друг другу, куда пошёл любимый красотун, как он посмотрел, как сел, как встал, что сказал. Страсти, интриги, юность.
Под эту незамысловатую песню, столько всего вспомнилось и нагрустилось сквозь улыбку.. Спасибо, Школа, за этих ребят, за математичку Беллу Абрамовну – фанатично преподающую алгебру с геометрией, за эту ранимую меня, с лакированной твёрдой чёлкой и ежедневными влюблённостями, за эти слёзы сегодня. Не такая уж ты и противная, моя Школа..
Школьный двор и смех подружек,
Самый чистый, самый звонкий.
И бегут по тёплым лужам
Босоногие девчонки.
И уже других качают
Наши школьные качели,
Школа, школа я скучаю,
Как мы быстро повзрослели.
А записки с голубками
Всё летят ко мне из детства,
Беспокоят мою память,
Никуда от них не деться.
Я своих подружек школьных
Иногда ещё встречаю.
Оказалось это больно.
Школа, школа я скучаю.
Мы учились, мы влюблялись,
Мы с тобой делили тайны.
Эти десять лет промчались,
Прозвенел звонок прощальный.
В сентябре откроешь двери
Ты совсем другим ребятам.
Школа, школа я не верю,
Что прошло всё без возврата.
