В детстве обычное действие казалось чем-то особенным. Я обожала, когда мама или няня разворачивает пачку сливочного масла. Меня это вводило в состояние нирваны. Блестящая серебристая упаковка так вкусно шуршала.. а в ней холодый твёрдый кусочек, и ножом по нему.. Я старалась это повторить – заворачивала в фольгу кубик и разворачивала.. заворачивала и разворачивала.. наслаждение..
А что могло быть прекраснее аромата бензина, когда мы с папой приезжали на бензозаправку.. С этим головокружительным запахом мог сравниться только аромат сбежавшего молока или запах только что зажжённой спички. А ещё я представляла себя очень-преочень красавицей, которой поклонник прислал письмо (на листке я писала всякие каляки-маляки и складывала его в конверт). Потом гордо ходила по комнате, и “вдруг” замечала это письмо от несчастного влюблённого. Настороженно вскрывала конверт, с удивлением читала то, что “он написал”, и с негодованием рвала бумагу на мелкие кусочки. Высокомерно задрав нос уходила прочь и шла писать себе следующее “влюблённое” письмо.
А есть борщ просто так – вообще неинтересно. Гораздо веселее представлять себя бедным голодным ребёнком-сиротой, которого нашли партизаны и дали тарелку горячего борща. Я жадно ела его с ломтем душистого хлеба, рассказывая добрым “нашим” как пряталась от фашистов и не ела уже неделю. Ещё нравилось играть в раненного солдата и медсестру. При чем очень важно быть именно раненным, и обязательно постоянно терять сознание.