Категорія: Нотатки

Первую татуировку я сделала несколько лет назад – это был подарок мужа на Новый год. На добрую долгую память  – в общем, подарок forever. Сам сидел и смотрел, выживу ли, терпимо ли, можно ли довериться этому чуваку с хвостиком, который сейчас пытает жужащими иглами супругу. Супруга (она же я) выжила, вынесла эту благородную боль и даже оживлённо болтала во время острой росписи по телу, посматривая одним глазом концерт голого Игги Попа.

Когда опыт со мной прошёл успешно, Егор со спокойным сердцем начал делать себе татуировки, большие и ещё больше. Всегда со смыслом и к какому-нибудь празднику, например, к рождению Милы. Бывали в его жизни и новогодние нательные изображения и даже восьмимартовские.

Что сказали родители. Моя мама в восторге. Егорские – в шоке. Чтобы не травмировать психику гостей на семейных праздниках, муж сначала ходит в одежде с рукавами (он ведь приличный человек). И только после винно-коньячной дегустации решается на стриптиз до футболки. Всётатуировочное тайное сразу становится явным. И гости, трезвея на глазах, всё равно беспощадно травмируют себе психику.

Что сказали дети. Каждую новую татуировку они рассматривают с любопытством и, слегка побаиваясь, задают один и тот же вопрос “А это больно?” Получив один и тот же ответ, Маша сомневается, что когда-нибудь решится на такое, а Ян молча рисует на себе то тарелки с кашей, то своё имя, то молнию на лбу, как у Гарри Поттера. Мила – художник не только по телу (его у неё пока слишком мало), но и по мебели, стенам и ногам родной матери, чего уж там.

Перелезала я давече через забор (грешна, каюсь), а в дырку из этого самого забора мне навстречу два пацана лезут, лет двенадцати. Один у меня спрашивает:

– Вот вы зачем себе татуировки сделали? – и строго так посмотрел. По-взрослому так.

– Мне это нравится, – ответила я, аки козочка перепрыгивая двухметровое препятствие, и показала ему язык.

А друг паренька этого, серьёзно ему говорит:

– Я тоже, когда вырасту, сделаю. Вот здесь, – ткнул себя в плечо.

В татуировках много преимуществ, в них есть вселенский смысл, известный только тебе. Это как зарубка на память. Ну, и труп опознать легче))

Когда ребёнок ТАК играет, замирает сердце..Осознаёшь, какие дети большие душой..

Когда пишутся ТАКИЕ истории, понимаешь, что ангелы живут рядом с нами. Их даже можно обнять.

Когда есть ТАКИЕ люди, существование человечества на Земле оправдано.

Попробую рассказать..

Однажды я очень полюбила. Как-то вся растворилась этом чувстве. В моей любви было больно, страшно, безвоздушно и темно. Я саморазрушалась. Алкоголем, сигаретами, музыкой Земфиры, бессонницей, отчаяньем, слезами.. никогда не думала, что во мне столько слёз.

А потом я забеременела. Потому, что не предохранялась. Потому, что убивала себя со всех сторон, всеми способами. Потому, что не заботилась о себе. Но с беременностью гораздо сложнее – получается, что от наплевательского отношения к себе, страдает кто-то маленький, совершенно зависимый от меня, – мой ребёнок.

Поехали к гинекологу, чтобы убедиться, действительно ли я беременна, не вру ли. Пока ждала своей очереди, смотрела на фотографии счастливых беременных женщин с животиками, мам и их улыбающихся малышей. Сколько света, сколько красоты и радости..

Пожилая врач подтвердила, что я беременна, но сказала, что надо подождать ещё некоторое время, чтобы всё прошло хорошо, без последствий для организма и будущих детей.

И я начала жить. Жить, зная, что через несколько недель пойду убивать своего ребёнка от любимого человека. Существовала, как в тошнотворном тумане – в моём персональном кошмаре. А потом настал назначенный день. Помню, как я всё время плакала. В метро, в больнице, в палате. Там были ещё женщины. Кто-то делал аборт, потому, что уже есть двое детей, кто-то не в первый раз сюда приходил.. Они меня пробовали утешить, поддержать..

Потом всё случилось. Для моего первого ребёнка наступил конец света. Для меня – продолжился ад. Всеми своими детьми я прошу прощения у того ребёнка. Я благодарна ему за перемены в себе, за понимание, что такое настоящие ценности. Как жаль, что ради этого осознания, в жертву принесена жизнь, целый мир.

Когда я читаю, вижу, как осуждают женщин, сделавших аборты, у меня возникает только одна мысль – люди, успокойтесь. Не старайтесь обидеть и наказать этих несбывшихся матерей. Они уже наказали себя так жестоко, как только можно.. Хорошо, что у вас хватает ума и души понимать такую простую истину – дети должны рождаться и жить. Но не у всех эта мудрость, эта смелость есть изначально..

Что я могу теперь? Прошлого не вернуть.. А могу я очень многое.

Во-первых, простить себя. Чувство вины ничего не исправит, оно – как грустная лень (я ничего не делаю потому, что у меня чувство вины), как унылое оправдание (не могу себя любить, я ведь плохая). Во-вторых, я забочусь о себе, не перекладывая ответственность ни на чьи плечи – ведь в итоге, когда женщина беременеет она остаётся тет-а-тет с ребёнком и своей совестью. А ещё я рассказываю своим детям о том, как важна беременность, что это колоссальная ответственность и большое счастье, и что я всегда помогу с малышом, если вдруг что..

Зимой мне позвонила мама одноклассницы моей дочки, возмущалась, что на день именинника третьеклассникам подарили книгу с мужскими членами, женскими матками и рассказами о половом акте и родах. Оказалось – это энциклопедия для девочек.

Я спокойно ей объяснила, что член Маша видит с двух лет – у неё есть младший брат. А год назад мои дети помогали, когда у меня начали отходить воды. Так что ничего страшного в книге-подарке не вижу.

Возможно, разговоры о беременности, об интимных отношениях мужчины и женщины, помогут моим детям избежать боли, которой можно избежать, если думать на несколько ходов вперёд, и вообще, просто ДУМАТЬ.

А может, никто ничего изменить не может, и каждому суждено совершить свои ошибки, сделать или не сделать свои выводы, извлечь уроки.

Во всяком случае, эти беседы сближают нас и, надеюсь, дают веру моим ребятам в то, что я поддержу..

Пожалуйста, не комментируйте то, что я сейчас написала.

Спасибо.

Неделя без старших детей. Летом они превращаются в дачников и загорелых босяков. Сегодня, когда разговаривали по телефону, узнала о новых трюках, которые научился делать Рыжик, тамошний собакевич (как же я ему сочувствую), о том, что смородиновое варенье вкусное, но не до такой степени, как малиновое и, что мухи пылесосят руку Яна своими хоботками.

Неделя без старших детей. Чуть больше времени на себя и на Кастанеду. Мы с ним делаем ловушки для силы и учимся быть воинами. Мила уже с горшком на “ты”, знакомимся с цветами радуги и таинственными закарлюками – буквами.

Кстати о закорлючках – натворила детям письмо. Как же тяжело писать разборчиво, не говорю уже о каллиграфичности. Хорошо, что я выросла, и школьные пытки остались в тёмном прошлом.

Гуляем по окрестностям. Иногда беру с собой мусорный пакет и перчатки для работы в саду – собираю по дороге всякие разбросанности. Бывает, пакета хватает только на уборку в радиусе одной скамейки, утопающей в сигаретных пачках, бутылках и бумажках. Зато приятно наблюдать, как через пять минут на свежеубранной территории уже сидит мама с коляской, или целуются влюблённые. Ура! мир стал чище на одну скамейку и красивее на прогулку счастливых людей.

А ещё мы с Милой делимся с голубями вкусной булкой и любуемся беременными тётями. Подглядываем, как они гуляют со своими малышами в животиках. Ещё в детстве я придумала для себя такой ритуал, – когда вижу беременную женщину, тихонько, в душе, желаю ей счастья, чтоб всё у неё и ребёночка было хорошо. И очень верю, что благословения мои сбываются, что рожается женщинам этим легко, и детки их здоровы и лучезарны.

Вчера в одной из социальных сетей на мои обновления подписалась девушка. Зовут её Ольга. Мне всегда интересны люди, которые интересуются мной. Я заглянула на её страницу и нашла там вот такую фото-картинку

Во мне случился очередной переворот, очередное осознание, почему люди бывают несчастны. Вроде всё так просто, а озарение наступает на щелчок – проходила мимо чьей-то жизни, услышала фразу, и вдруг поняла что-то очень для себя важное.

А ещё девочка эта написала: “КТО-ТО ЖДЁТ КОНЦА СВЕТА, А Я ЖДУ КОНЦА ТЬМЫ.”

Когда мне было несколько месяцев, мама собралась выходить на работу. Ни о каких яслях не могло быть и речи. Со мной то старший брат сидел, то папа, когда мог. Приехала моя всемогущая бабушка, для которой не было ничего невозможного и сказала, что надо сообразить ребёнку няню. В те далёкие времена няни на дороге не валялись, и вообще их ни у кого не было. Бабушка уверенно сказала, что к вечеру будет нам няня. И слово сдержала.

В магазине она увидела женщину лет пятидесяти пяти, аккуратную, приятную. Познакомилась, устроила допрос с пристрастием. Оказалось, женщину зовут Софья Сергеевна, работала раньше воспитателем в детском саду, сейчас на пенсии. Более того, живёт в нашем доме, в соседнем подъезде. Вот как надо реальность создавать, товарищи-эзотерики.

Решили попробовать. Сначала няня приходила к нам. Потом меня к ней водили. А через год в наш маленький мир пришла Надя. Так мы и жили втроём, пока родители не разбирали нас вечерами.

С утра няня всегда делала гимнастику. Смотрела, как по телевизору барышни сгибаются, выворачиваются и на шпагат садятся и тоже наклонялась и приседала. Потом мы шли гулять во двор. Меня ругали. Надю хвалили. Я ведь всё время бегала. Надя всё время хорошо себя вела. Пока мы стояли на голове, няня тусила в компании бабушек, сидящих на скамейке. Я никогда не слышала, чтобы няня кого-то критиковала, осуждала. Пройдёт, например, мимо старушек – охотников за сплетнями очередная жертва в мини-юбке. Те смакуют все подробности фигуры, личной жизни девушки, а няня наша улыбается: “А когда же девочке короткую юбку носить? Пока молодая, красивая, пусть ней любуются! Что в этом плохого? Всё правильно делает!”

Няня была мне ближе бабушки. Я очень много с ней воевала, но любила бесконечно. Во время наших ссор она мне казалась такой

А на самом деле, была такая

Строгая, маленького росточка, няня прихрамывала на одну ногу. У неё были красивые белые волосы, которые она зачёсывала в пучок, светло-голубые молодые глаза и богатая правильная русская речь. Каждый день мы учили по стихотворению, поэтому память у нас с Надей была тренированная, как у Штирлица. Пару раз пробежали глазами по странице – уже всё запомнили.

Наши дворовые детсадовские друзья знали всякие плохие слова. А для нас самым страшным ругательством было “дурёха”. Иногда няня нас так называла. Поэтому пришлось нам с Надей в первом классе навёрстывать упущенное – обучаться человеческому сленгу.

У няни на шкафу стояла фотография прекрасной блондинки. Мы всё время спрашивали, кто эта элегантная незнакомка, но няня загадочно улыбалась и не признавалась. Наверное, это была она в молодости. Вообще, семьи у нашей Софьи Сергеевны не было. Ни мужа, ни детей.

Зато у неё был чудесный пузатый самовар, который нас прямо завораживал. Мы просили няню, когда она умрёт, чтоб оставила нам ключи от квартиры, мы будем приходить и пить чай из этого волшебного блестящего самовара.

На подоконнике у няни росли бархатистые фиалки. Я часто любовалась этими яркими цветами, гладила их лепестки. А ещё у неё была большая банка с чем-то тёмным и тягучим. Она это ела по ложке в день. Мы просили дать нам, но няня жадничала. Однажды, когда она вышла за молоком, я попробовала это таинственное нечто. Оно оказалось горьким. Больше мы на него не посягали. Спустя годы, я поняла, что это был цикорий.

А потом к няне привели малыша, сказали, что теперь он тоже сюда будет приходить. Детёныш был с локонами и говорил невнятно. Мы подумали, что это девочка Аля – во всяком случае ребёнок сам нам так сказал. Оказалось, что это мальчик, и зовут его Алик. А жаль, с девкой прикольнее. Но Алик – тоже нормально. Так началась наша с Надей мамская жизнь. Мы постоянно Алика воспитывали, выгуливали и дрессировали. Он был замечательной живой игрушкой.

Алик вырос и стал очень талантливым музыкантом. Первым, кому он пел свои песни – была наша, продвинутая в музыке, няня. Благодаря Алику, она разбиралась в роке, знала все группы, обожала “Queen”, любила, когда ей рассказывают о Фредди Меркьюри.

Какими бы взрослыми мы с Надей не были, всегда заметив нашу нянечку, бежали к ней обнимать и целовать. Она смущённо прижималась к нам, маленькая, улыбчивая, и ласково называла нас “мои девочки”.

Однажды, во времена перестройки, мама шла из магазина и встретила няню. У той в авоське лежал сморщенный буряк и несколько яблочек. Мама в шоке пришла домой. Мы поняли, что няня голодает на свою мизерную пенсию. Помню, как всё, что купила тогда мама, мы разделили на две части и половину отнесли няне. Она упёрлась и не брала. С боем мы ей всё-таки оставили продукты.

В течение многих лет, когда мама пекла пирожки или ещё что-то готовила, то всегда с расчётом и на няню. С дачи мы везли ей фрукты и овощи. Делились продуктами.

И конечно, цветы. Маме ученики дарили бесконечное количество букетов. Все розы отдавались няне – это были её любимые цветы. Каждый раз няня сопротивлялась и ругала нас, но силы были не равны, и мы всегда побеждали. Семьи Нади и Алика тоже её поддерживали – она ведь стала нам всем родной.

Потом мы разъехались из Николаева. Родители рассказывали Софье Сергеевне о наших достижениях и успехах. Она радовалась и переживала за нас. А потом она уехала к себе на родину, в Россию. И никому не оставила нового адреса. Она всегда очень стеснялась нашего внимания к ней. Думала, что отвлекает нас от дел, просила не беспокоиться. Боялась быть в тягость.

А она нам была всегда только в любовь..

 

Встретились мы с Денисом на следующий день и поехали куда-то за пределы города. Я начинала понимать, что он не шутил на счёт мини-путешествия. А вот маму я не особо предупредила, что вернусь завтра. Ну как бы сказала, но сама в это не верила. Вот и мама не поверила.

Мы вышли из автобуса и куда-то пошагали. Я всё время спрашивала, куда идём.. Надеялась, что убивать меня не будут. Характер, конечно, у меня тяжёлый, но не до такой же степени.

Людей и признаков их существования нигде не наблюдалось. Я послушно топала за Денисом, и вдруг мы вышли к морю. К моему любимому, родному морю.. Стальное, ленивое, холодное, декабрьское, оно, как большой зверь, ворочалось в зимней спячке. У меня дух захватило..

Мы забрались на старую баржу, пили вино и смотрели на волны. Десятки раз я приезжала к морю летом. Тогда оно было игривым, томным от жары, ручным и весёлым. Сейчас отдыхало, думало о чём-то своём, большом и глубоком. Мы сидели на берегу серьёзного моря под зимним небом и тоже думали о серьёзном.

Я понимала, что Денис, зная, как хочется мне к морю, специально всё это устроил. Ради меня. Сразу перехотелось его обижать, колоть словами.

Когда бутылку мы прикончили, Дэн сообщил, что сейчас мы едем в гости к его другу, сыну священника. Блин, а так всё хорошо начиналось.. Мне ещё не хватало молиться перед ужином, ходить святой и хорошей перед семьёй этого друга.. Ещё и в церковь, не дай Бог, потащат, а я терпеть этого не могу. Там атмосфера грусти вперемешку с золотом, которое давит на меня отовсюду. Там нельзя смеяться и радоваться, словно Бог приказал людям ходить унылыми и всё время креститься. Я не нуждаюсь в посредниках. Мы и без них как-нибудь с Богом договоримся.

И вот, меня, грешную и антицерковную, везут в самое логово, к какому-то непорочному белокурому ангелу с голубыми глазами. Это пипец полный. Денис всё-таки решил отомстить за весь тот ад, который я ему устраивала.

– А может, не надо к священнику? – взмолилась я.

– Надо, Федя. Надо..

И мы приехали к большому дому, где томился друг-херувим. Отец его – высоченный бородатый дядька с басом, дружелюбно нас приветствовал. Вышли его жена и старшая сестра ангела, улыбчивые, милые женщины. Сразу бросились нас кормить-поить, но Денис попросился сначала к Руслану. Родители сказали, что он у себя, и мы отправились в “келью”.

“Кельей” оказался сарай, стены которого были обклеены всякими бешеными плакатами и рисунками. Какая-то роковая музыка билась о стены сарая, завывала диким зверем и оглушала до небольшой контузии. Сквозь дым мы нащупали сына священника. Я ожидала увидеть юношу, женоподобного, слащавого, печального, блондинистого. Примерно такого

А увидела

 

Ну плюс-минус чешуя и клыки. Но выражение лица такое же, как у этого волосатого товарища. Высоченный монстр с красными глазами приветствовал нас непереводимой игрой слов, что в переводе на культурный язык означало:

– Где ж вас носит, господа хорошие?

Денис представил нас друг другу. Руслан уничтожил меня взглядом, ругнулся и сказал:

– Щас похаваем, а потом на дрыскотеку.

Нас посадили за богатый стол. Есть не хотелось – я боялась красноглазого чудовища. Молиться никто никого не заставлял, а вот домашнее вино оказалось вкусным. Я бахнула для храбрости переусердствовала, конечно.

Впервые я посетила сельскую дискотеку. Там стало известно, что Руслана боюсь не только я. Но не смотря на его грубость и быдловатость, он был мне странно симпатичен. Вечер прошёл в каком-то пьяном угаре, и наутро я проснулась без головы. Точнее, лучше бы у меня её не было. Чувствовала я себя очень плохо. Мутило, тошнило и вертолётило. Мне было очень неловко за свой алкоголизм, но мама и сестра сына священника ругали не меня, а Руслана и Дениса.

– Паршивцы! Напоили девочку! – и душевно угощали меня рассолом.

Я вышла во двор, а там первый снег! Чистый, пушистый, искристый! Сначала было больно глазам, а потом мы так разбаловались в снежки, что похмелье ушло восвояси. Мы фотографировались, было так легко и весело.. Руслан в одночасье перестал материться и превратился в джентельмена. Денис радовался, что красавица и чудовище поладили.

А потом нас провожали к остановке автобуса. Я беспощадно опаздывала на вечерний поезд. Мы обнимались на прощанье с мамой и сестрой Руслана. Они приглашали приезжать к ним ещё, извинялись за вино. Я была потрясена их гостеприимством. Сам священник в это время был на службе в церкви.

Руслан ждал автобуса в заснеженном поле вместе с нами. Колдовал, чтобы автобус сломался по дороге, и мы остались у него ещё хоть немножко. Но в колдовстве мой новый знакомый, видимо, был не силён, транспорт приехал, и забрал нас. Когда автобус тронулся, Руслан запрыгнул в него на ходу и радостно сообщил, что тоже едет меня провожать.

Как же мы хулиганили во время поездки! Пока приехали в Николаев, со всеми пассажирами перезнакомились. Мир обнимал и любил нас. Счастливая и беспечная, я влетела домой, где выслушала справедливые нотации родителей о том, что так нельзя, что они места себе не находили. Я схватила, уже сложенную мамой сумку, и помчались на вокзал.

Оттеснив родителей, друзей, пришедших меня проводить и строгого проводника, в вагон ворвались громкие Денис с Русланом. Мы обнимались и смеялись. Денис тихо сказал:

– Не уезжай, пожалуйста.

Но я уехала.

Смотрела в окно с железнодорожными шторками, вспоминала сумасшедшие сутки. Дикого Руслана, который очень изменился с прошлой ночи и стал таким вот обаятельным и милым

Дениса, устроившего мне свидание с морем, первоснежное утро, баловство в автобусе и на вокзале.

Колёса стучали тихо и монотонно. Я улыбалась от воспоминаний и радовалась, что скоро вернусь к этим любимым  придуркам. А поезд уносил меня в новую жизнь.. в совсем другую историю.

Был у меня давным-давно поклонник. Познакомились мы однажды вечером. Я гуляла с подружками. Он – с друзьями. Лиза сказала, что вон сидит звезда нашего николаевского телевидения, она постоянно смотрит его передачи, и вообще он весь такой классный. Ну я и вылупилась. Интересно ведь на знаменитость посмотреть. Знаменитость заметил, что ним любуются, и подошёл к нам со своей свитой.

И чего-то я засучилась. На вопросы отвечала холодно, язвила, в общем всячески показывала своё “фи” и “бе”. А потом вообще ушла. Звезда предложил меня проводить, я уничтожила его взглядом, сообщила, что не нуждаюсь в его обществе и надеюсь никогда его больше не увидеть.

Так начались наши удивительные отношения, под кодовым названием “укрощение строптивой”. Денис в тот вечер провёл домой Лизу, выпытал у неё мой номер телефона, а потом ещё каким-то образом заставил её почитать ему мои стихи. На следующий день я всё-таки пошла к нему на свидание. Рассуждала так – всё равно завтра уезжаю на месяц в Киев, почему бы не погулять с каким-то зазнаистым чуваком напоследок. Тем более, Лизка целый день меня уговаривала с ним встретиться, потому что он хороший. А одна из подружек Лизы безумно в него влюблена и бегала за ним с комплиментами, какая у него интересная передача. И вообще, почему бы не испортить вечер зазвездившему парню.

Кстати, парень ни капельки не звездил. Просто он меня бесил почему-то. Вся наша встреча прошла в постоянных подколах друг над другом. Какая-то война миров, а не свидание. Поэтому я уехала в Киев с лёгким сердцем, со вздохом облегчения, что буду подальше от этого маньяка. Но маньяк звонил и ждал моего возвращения.

Следил он за мной через Лизу, к которой втёрся в доверие, и обаял её по самые уши. Поэтому, как только я, через месяц, ступила на родную землю города корабелов, он позвонил мне самый первый, объяснил, что хочет перехватить меня, пока моё тело и душу не расхватали соскучившиеся друзья. “Гуляй себе с ними целый день, но вечером ты со мной”. Вот наглый, а! Ну я ему устрою.

И устроила. Нервы мотала на всю катушку. Не знаю, как он всё это терпел. Стал хороший, заботливый, и что меня очень удивило, знакомил с друзьями. И друзья мне нравились гораздо больше, чем Денис. Вообще, он умеет дружить. Отношения этих парней напоминали мне героев Ремарка, например “Трёх товарищей”. Такие крепкие мужские отношения.. Ни до, ни после я не видела, чтобы мужчины так поддерживали друг друга. Все они были очень галантны и обходительны со мной. А я продолжала вредничать, постоянно спорила с Денисом, язвила, и в конце концов сообщила ему: “Единственное, что мне в тебе нравится – это твои друзья.” Он согласился, что парни, действительно, золотые.. Непробиваемый.

Потом я снова уехала в Киев. Дэн снова ждал и снова встречал, и снова похищал меня у друзей и прогуливал работу. Я опять была злюкой. Он не обращал на мой несносный характер внимания, просто брал за руку и вёл гулять. Такое впечатление, что его знал весь город, и всему городу от него было что-то нужно, везде его ждали. Мы постоянно встречали каких-то людей, которые спрашивали, куда он пропал, почему опоздал или не пришёл. Дэн прятался от них у меня за спиной, зарывался лицом в мои косы и говорил:”Слушай, если бы ты знал, как чудесно пахнут волосы у этой девушки, ты бы меня понял”. И его понимали. И нас отпускали с миром. И мы шлялись, спорили и баловались дальше.

Был декабрь. Мы грелись глинтвейном. Денис открывал мне родной город с другой, лучшей стороны – так он выманивал меня из Киева, в который я влюбилась с первого взгляда. С Дэном было очень интересно и смешно, но я собиралась уезжать в Карпаты через несколько дней, и была в своём решении непоколебима.

Однажды вечером Дэн привёл меня домой и приказал быть готовой завтра днём уехать в маленькое путешествие.

– Но у меня послезавтра поезд в Киев. Я буду собираться и с друзьями хочу увидеться напоследок.

– Собирайся сейчас. К друзьям не успеешь. А маме скажи,что вернёшься к поезду.

И ушёл.

Я привыкла к его дурацким шуткам, поэтому не обратила никакого внимания на очередную дозу прикола.

О том, что было потом расскажу чуть позже.

Одичать от свободы,
Задохнуться от жизни,
В кровавые маки
Всем сердцем зарыться!
Прикрыться от неба
Бледной ладонью,
Зализать эти раны –
И снова свободною!!!

У меня есть своя теория, на счёт ушедших из нашего мира людей. Я уверена, что они не исчезли и всё чувствуют, и боль и радость. Мне кажется, что когда мы нехорошо говорим о них, им очень плохо. А когда вспоминаем по-светлому – им легко и тепло.

Не помню, где я прочитала или услышала такую мысль: “Те, кто умер никуда не делись. Они словно перешли в другую комнату, и живые их не видят. Но они совсем рядом, за стеной.”

Почему люди так хотят, чтобы их и после смерти помнили? Казалось бы, какая разница, что о тебе думают и говорят, когда тебя нет. Какое это теперь имеет значение? Но большинству это важно. А может, мы создаём базу впечатлений о нас потому, что потом мысли живых людей влияют на наше существование там. Может персональный ад или рай создаётся именно мыслями живых об умершем человеке?

Тело оберегает нас от опасностей. Оно принимает на себя все удары, физические и моральные. Оно разрушается, но до последнего вздоха служит щитом для души. У умерших этой защиты больше нет. Поэтому каждое злое слово ранит их открытые, голые души. Может, из-за этого об ушедших говорят либо хорошо, либо никак.

Не буду писать о своём опыте общения с людьми, которых больше нет с нами, но, конечно, они есть где-то рядом. И я очень верю, что им светло и хорошо. Расскажу только об одном случае.

Однажды мы разговаривали с мамой по телефону. Она пришла с кладбища, была на могиле папы. Её удивило то, что родители некой погибшей девушки построили большой памятник на её могиле. Мама посчитала это пафосным и ненужным. Вдруг связь оборвалась.

Мы снова дозвонились друг к другу, и мама продолжила разговор о памятнике. И опять нас прервала густая тишина. Когда телефон разъединил нас в третий раз, я попросила маму закрыть эту тему. Мы не имеем права судить поступки убитых горем родителей. Кто мы такие, чтобы вмешиваться в их дела. А может, благодаря памятнику, люди, проходящие мимо, будут посылать этой девочке добрые мысли и молитвы.

С тех пор мы с мамой повзрослели. Кто-то мудрый объяснил нам тогда, что нельзя говорить и думать плохо о тех, кто беззащитен перед нашим непониманием и осуждением.

Мне кажется, каждая наша добрая мысль делает им хорошо. Не надо тревожить их своими обидами и невежеством. Пусть это будут только наши проблемы, ведь если захотим, мы с ними справимся. У нас есть целая жизнь, а значит мы можем всё.

Увидела я однажды в одной из социальных сетей приглашение на мастер-класс по детской фотографии. А я люблю детей не только рожать, но ещё и запечатлевать на долгую память. Объявление дала девушка фотограф, которую я абсолютно не знала, но глянув её фото-работы, очень захотела к ней прийти. Для этого нужно было выполнить несколько условий.

Во-первых, заиметь приличный фотоаппарат. Моя мыльница была бы на этом мероприятии неуместна.

Во-вторых, заплатить нормальную сумму за обучение.

В-третьих, я ещё никогда не уходила на целый день от Милы – фанатки моей груди, точнее, молока хранящемся в ней.

Но я так хотела вырваться к девочкам-фотографам, что любимый муж подарил мне суперский по меркам начинающих фоторепортёров аппарат с двумя объективами, оплатил участие в мастер-классе, а Мила сжалилась и отпустила меня на учёбу.

Вот, примчалась я в настоящую фото-студию. Всё белое – стены, пол, мебель. Телефон в руках сжимаю. Постоянно на стрёме, что сейчас позвонит Егор и сквозь Милкину истерику прокричит, чтоб мчалась домой, и сиськи не забыла с собой привезти. Но мобильный молчал. Никто меня не требовал. О сиськах моих никто не вспоминал, поэтому я начала слушать то за чем, собственно, сюда пришла.

Кроме меня учиться захотели ещё человек десять. Одна девушка даже приехала из Харькова специально на это мероприятние. Все они были опытные, некоторые даже профессиональные фотографы, снимающие свадьбы, крестины и прочие торжества. Участницы задавали умные вопросы на совершенно непонятном мне фото-языке. Речь шла о каком-то ISO, о шуме, который надо убирать и прочих терминах, от которых у меня кружилась голова. Сначала я спрашивала, что да как. Потом поняла, что дура-дурой в фото-делах и решила не так откровенно это афишировать.

Но некоторые советы, данные на человеческом языке, я всё-таки усвоила. А потом началась практика. Нас познакомили с трёхмесячной фотомоделью. Это маленькое чудо мужественно переносило камеры и стаю фотографов, которые коршунами кружились над ней. Когда нервы человечка сдавали, на помощь приходила старшая сестричка или соска.

Я восхищалась самообладанием мамы девочек. Она достойно выдержала этот шабаш фотографов. Благодаря её спокойствию, детки гораздо легче вынесли это испытание.

Папарацци фотографировали малышку во всех позах, с разных ракурсов, под всяким освещением. А я смотрела на маму. Каким солнечным становится лицо женщины, когда она смотрит на ребёночка. Любовь озаряет её изнутри. Это самая невероятная красота – красота улыбающейся мамы.

Пока фотографы виртуозно делали своё дело, пока я наблюдала за всем этим представлением, ассистент Лена танцевала, скакала и бегала на голове – в общем, делала всё возможное и невозможное, чтобы поддержать юную модель, у которой настроение начало портиться, она устала и хотела сисю.

Тогда старшая сестра взяла огонь на себя.

Её окружали, причёсывали, запрещали есть красивое яблоко, нужное для эффектного фото, ставили в нужные позы. Такая маленькая девочка, а уже профессионал. Раскрепощённая, улыбчивая, солнечная.

И вдруг к нам пришёл ангел.

Я не могла оторваться от этой крошечной феи, излучающей добро и свет. Такая хрупкая, невесомая, неземная малышка. В белоснежном платье. С глазами космической глубины.. С хрустальной душой..

Её посыпали искусственным снегом, она ловила его в ладошки, рассматривала, изучала. Снежинки прилипали к её розовым пяточкам, ей это очень нравилось. Я не могла налюбоваться этим кареглазым чудом.

Когда начался кофе брейк, я помчалась через полгорода кормить своё синеглазое чудо. Дома было всё хорошо и спокойно. Дети вспомнили о моём существовании только, когда я вихрем влетела в комнату. Пока кормила Милу, попивала любимый кофе, который мне приготовил заботливый муж. Есть было некогда. Помчалась обратно. Пропустила фотосессию с большим пирожным, ну да ладно..

Потом нас учили фотошопить. Было интересно, но я ничего не запомнила. Зато много чего узнала из жизни фотографов. Оказывается, профессиональный фотограф не снимает всё подряд. Человек выбирает свою нишу, что ему наиболее близко, и в этом совершенствуется, развивается. Кто-то снимает удивительные пейзажи, кто-то еду, кто-то животных. Вот например, есть такая фотограф, которая снимает исключительно котов. И всё. Её кошачьи фотографии – мировые шедевры. А бывают только детские фото-художники. Это своя специфика, особый склад характера и души.

Я поняла, что невозможно качественно делать снимки детей, не любя, не чувствуя их. Три фотографа, которые обучали нас этому искусству, светились от симпатии к своим моделям. Им, действительно, приятно работать с ребятами, не смотря на миллион сложностей, которые возникают на фотосессии. Дети неусидчивы, постоянно бегают, прыгают. Их не посадишь на стул, не прикажешь сидеть смирно – ведь это будет неестественно и фальшиво. Ещё малышам быстро всё надоедает, они могут заскучать или вообще, расплакаться. Поэтому детские фотографы танцуют перед маленькими моделями цыганочку с выходом, ходят по потолку и бегают с фотоаппаратом в зубах за балованными хулиганчиками в надежде снять золотой кадр. И только тогда фотографии детей получаются живыми, весёлыми, непосредственными.

В общем, я преклоняюсь перед девочками-фотографами и благодарна им за то, что поделились своими открытиями и наработками с нами. Это был замечательный день, полный света и хороших людей. Спасибо всем, кто его создавал.